 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
93
* См.: Алпатов M.В. Композиция в живописи. Исторический очерк. М., 1940; Асафьев Б.
Музыкальная форма как процесс. Л., 1973; Даниэль С.М. Картина классической эпохи:
проблема композиции в западноевропейской живописи. М., 1986; Конен В.Д. Театр и
симфония. М., 1975; Лазарев В.Н. Византийская живопись. М., 1971; Ливанова Т.Н.
Западноевропейская музыка XVII-XVIII вв. в ряду искусств. М., 1977; Ротенберг Е.И.
Западноевропейское искусство XVII века. Тематические принципы. М., 1989; Скребков С.С.
Художественные принципы музыкальных стилей. М., 1973.
Так сложилось, что ни в изобразительном искусстве, ни в музыке не было найдено
такого первичного «атома», который, выступая внутренним, основополагающим элементом
изобразительного искусства либо музыки, дающим жизнь всему многообразию исторически
усложняющихся художественных форм, одновременно был бы в такой же мере
эквивалентом человеческого, меняющееся-духовного, общекультурного.
Именно по этой причине в сфере исторического анализа как изобразительного
искусства, так и музыки не сложилось такого исследовательского направления, как
«историческая поэтика», каким оно представлено в истории литературоведения. Отсутствие
«исторической музыкальной поэтики» или «исторической художественно-изобразительной
поэтики» не случайно. Историкам литературы, в отличие от историков музыки и
изобразительного искусства, удалось выявить первоначальный, основополагающий «атом»
своего искусства и, анализируя его как непреходящую основу литературного творчества,
раскрыть множество его культурно-исторических модификаций. В качестве такого
первичного элемента в любой исторической поэтике рассматривается слово и все его
производные. Синкретичность слова, выступающего одновременно и в качестве главной
составляющей любой литературной формы, и в качестве сложения языка обыденного,
общекультурного общения, явилась таким элементом сопряжения внутрилитературного и
общекультурного, уникальность которого очевидна. По этой причине теория литературной
эволюции, культурология литературы разработаны значительно глубже и основательнее, чем
теории других видов искусств.
А.Н. Веселовский, задавшийся в своей «Исторической поэтике» целью проследить
эволюцию поэтического сознания и его форм, как раз и исходил из посылки, что есть общее в
том, как каждая эпоха вообще мыслит себе слово. Общекультурное осмысление слова всегда
предшествует его поэтическому применению. Поэтическое слово, в свою очередь,
вычленяется в пределах историко-культурного единства слова. И хотя, разумеется, есть
такие эпохи, когда принято противопоставлять поэтическое слово всем иным —
официальным и бытовым — формам слова, это не означает отсутствия их внутренней связи в
границах конкретной культурно-исторической общности. Данное аксиоматическое
положение, используемое А.Н. Веселовским, должно было, по его мнению, заложить основы
и возможности построения всеобщей истории литературы таким образом, чтобы собственно
историко-культурные проблемы оказались внутри истории литературы, т.е. не как
приложение к ней, а именно как ее необходимая внутренняя сторона.
«Если принять, что историческая поэтика в самой своей глубине ориентирована на
формы поэтического сознания, сменяющие друг друга, на слово, функционирующее
историко-культурно и как бы задающее модус всякому словесному творчеству эпохи, то
дальше исторической поэтике необходимо прослеживать от начала до конца весь путь
воплощения слова в творчестве, в тех формах, какие создает оно для себя, все преломления
слова в творчестве, все средства, через которые оно в творчестве проходит», — развивал эти
основания исторической поэтики А.В. Михайлов.*
* Михайлов А.В. Проблема исторической поэтики в истории немецкой культуры. М.,
1989.С. 20.