 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
59
понятием красоты, — этот тезис выступает как принципиально важный и не
подвергающийся сомнению.
Поскольку произведение искусства самой своей природой мобилизует все уровни
психики человека, актуализирует в процессе художественного восприятия весь спектр его
логических, интуитивных, эмоциональных способностей, постольку систематические
контакты с искусством могут помочь человеку нивелировать искривленность своего
существа, свести к минимуму негативное влияние цивилизации. «Эстетическое творческое
побуждение, — пишет Шиллер, — незаметно строит посреди страшного царства сил и
посреди священного царства законов третье веселое царство игры и видимости, в котором
оно снимает с человека основы всяких отношений и освобождает его от всего, что зовется
принуждением, как в физическом, так и в моральном смысле».* Красота, таким образом, есть
не что иное, как «свобода в явлении», т.е. вновь трактуется как своеобразный пограничный
феномен, которому под силу чувственно воплощать невыразимые духовные сущности и,
напротив, конкретным образам и явлениям сообщать символическую неисчерпаемость.
* Там же. С. 355.
Первоначальное эстетическое восприятие всегда тянется ко всему необычному, новому.
В этом проявляется еще грубый, неоформленный вкус. Становление человека как духовного
существа связано с развитием способности наслаждаться видимостью; именно эта спо-
собность свидетельствует о вступлении дикаря в человечество. «Реальность вещей — это их
дело, а видимость вещей — это дело человека, и дух, наслаждающийся видимостью,
радуется уже не тому, что он воспринимает, а тому, что он производит».* Эта мысль Шил-
лера была, несомненно, близка Канту.
* Там же. С. 344.
Много внимания Шиллер уделяет обоснованию своеобразия художественно-
прекрасного по сравнению с морально-совершенным. Искусство способно осуществлять
свои большие гуманистические цели, лишь оставаясь принципиально неутилитарным.
Понятие искусства поучительного (дидактического), как и искусства улучшающего, по
мысли Шиллера, — очевидный нонсенс, ибо ничто так не противоречит понятию
красоты, как стремление сообщить душе определенную тенденцию.
«Произведение искусства должно отражать в себе и острый ум, который его задумал, и
любящую руку, которая его выполнила, веселый и свободный дух, который его избрал и
представил».* Поэтому истинная красота искусства присутствует там, где мы находим пре-
красное воспроизведение в отличие от воспроизведения прекрасного. Речь, таким образом,
идет о том, что безобразное в действительности может трансформироваться в прекрасное в
искусстве. Тем самым фиксируется неотъемлемая связь критерия художественности с
общими качествами формы, в большей мере со способом художественного претворения
объекта, чем с имманентным качеством самого объекта.
* Там же. С. 353.
Отдавая себе отчет в том, что современный мир таков, каков он есть, и его не
переделать, Шиллер прогнозирует: достижение совершенства в художественном
произведении со временем будет становиться все более и более сложным, продуктивные
способности творца наталкиваются на сопротивление неблагоприятного материала. «С
возрастанием количества материала, связуемого в единство, становится труднее задача
свободы, и тем неожиданнее ее удачное разрешение».* В этих словах есть интересный ключ
для понимания движения искусства. На каждой стадии исторического развития художник
вынужден добиваться нового типа художественной целостности, опирающегося на реалии