 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
37
Идея единства законов развития человека и природы формировала взгляд на живопись
как способную вобрать в себя максимум реалий окружающего мира. Зримую живописность
всячески культивируют и подчеркивают. Почти любой сюжет «обогащается» животными,
насекомыми, растениями — художник стремится посадить на кромку портрета птицу, жука
или большую муху, поместить рядом красивый цветок.
Как пчела добывает мед только с самых ярких цветов, точно так же и художник должен
отбирать в окружающем мире все самое совершенное, самое прекрасное. Такая эстетическая
установка сознания мыслится в этот период как неоспоримая, как то, что способно привести
к осуществлению ренессансного идеала. Идея создания на полотне иллюзии реальной жизни
стимулировала разработку теории перспективы как особо важной науки для живописца,
помогающей сделать зрение стереоскопичным, а предметы — рельефными и осязаемыми.
Живопись вторгается в область скульптуры и с увлечением добивается иллюзии
пластического объема на плоскости.
Следствием этих эстетических установок явились рационализм и наукообразность
художественных теорий Возрождения, увлеченно разрабатывавших нормативы для
композиторов, скульпторов, живописцев. Обсуждению законов перспективы, числовой
симметрии, пропорции, анатомии много внимания уделил Леонардо да Винчи. Детальные
своды художественных приемов мыслились как идеальный путь к воплощению прекрасного
во всем его совершенстве.
В чем же причина того, что столь мощная созидательная энергия вдруг рухнула, почему
способ ренессансного мышления оказался несостоятельным? Был ли трагический конец
предопределен некими внутренними установками Возрождения, или имелись внешние при-
чины, прервавшие поступательное развитие ренессансного стиля?
Прежде всего утопичным оказался главный тезис Возрождения, полагавшего, что самое
идеальное и совершенное имманентно (внутренне присуще) реальности, надо только суметь
извлечь и воплотить эти идеалы. В соответствии с этим Возрождение педантично искало
неопровержимые компоненты идеального, демонстрируя их апофеоз в художественном
творчестве. Бесстрашие в восхождении духа, соединенное с неустанной творческой
активностью, рождало поистине невиданные образцы совершенства. Таковы «Сикстинская
капелла» Микеланджело, «Мона Лиза» Леонардо да Винчи и др. Отражало ли это величие
реалии возрожденческой жизни? — Нет, все великое в его культуре осуществилось как
захватывающая мечта, упоительная иллюзия, ожидание лучшего мира.
Реальная жизнь была жестокой и кровавой. Бешеные успехи ростовщичества и интриги,
которые плелись вокруг него, провоцировали заказные убийства; в политической жизни
действовал подкуп, враждующие кланы не стеснялись в средствах; о доносах друг на друга
(в том числе и самих художников) не приходится и говорить. Все это была реальная почва
жизни; ее «нестыковка» с творческим воодушевлением была не просто обычной
несоизмеримостью желаний и возможностей. Глобальные установки Возрождения были
заведомо утопичны, рисовали мир совсем не его красками.
Отметим хотя бы такое качество, как принципиальную нетрагедийность Возрождения:
было бы неправильно искать трагедию даже у самого трагедийного художника
Микеланджело. Л.М. Баткин точно подметил, что истоки трагедии обнаруживаются не в
средоточии печальных образов, а в самых светлых произведениях, не в «Положении во
гроб», а в «Рождении Венеры» и «Весне» Боттичелли; не в «Страшном суде» Микеланджело,
а в его «Давиде».* Там, где Ренессанс достигал невозможного, где он порождал зримый
идеал, там обнаруживается порог. Что возможно за этой «претворенной бесконечностью»?
— Лишь эпигонство и формотворчество.
* Баткин Л.М. Итальянское Возрождение. Проблемы и люди. М., 1995. С. 322.
Другими словами, недолговечность Ренессанса была сопряжена с сочиненностью и
недолговечностью самих ренессансных идеалов. С одной стороны, творчество Возрождения