 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
189
Совершенно ясно, что суверенитет такого государства не может быть таким же, как если бы
оно не входило в федерацию и было бы полностью независимым. Суть же дела в том, что не
всякое ограничение, а тем более самоограничение предметов ведения и полномочий
государств — субъектов федерации означает потерю ими своего суверенитета. Концепция
«абсолютного суверенитета» с ее принципом «все или ничего» представляется неверной и
утопичной особенно в современных условиях. В самом деле, почему, спрашивается, отказ,
условно говоря, от «внешнего суверенитета», но сохранение «внутреннего суверенитета»,
т.е. верховенства и всей полноты государственной власти во внутренних делах, не позволяет
говорить в данном случае о суверенитете в определенных пределах, ограниченных
предметами ведения и полномочиями федерации. Ведь и суверенитет подлинно демократи-
ческой федерации не беспределен, не абсолютен, а ограничен конституционно
закрепленными предметами ведения и полномочиями государств-субъектов (особенно в
условиях договорной федерации), не говоря уже о последствиях, вытекающих из факта
признания верховенства международного права и вхождения в международные объединения
(например, ЕС).
* Чиркин B.E. Конституционное право: Россия и зарубежный опыт. С. 313—314.
** В учебнике «Конституционное (государственное) право зарубежных стран. Общая
часть» / Под ред. Б.А. Страшуна. С. 674, прямо заявляется: «Нам представляется, что
суверенитет, то есть верховенство власти, если ограничен, то уже не является
суверенитетом». По сути дела, это — концепция признания лишь «абсолютного
суверенитета», ни чем и не в чем не ограниченного.
Нередко признание суверенности субъектов федерации необходимо связывается с
обладанием ими правом свободного выхода из состава федерации. В известном учебнике по
конституционному праву, напри мер, утверждается: «Теоретически допустим суверенитет
субъекта федерации, однако лишь в случае, если за этим субъектом признается право на
одностороннее решение о выходе из федерации. Но и в этом случае, пока решение о выходе
не принято, суверенитет субъекта федерации является как бы спящим, то есть существует
лишь в потенции».* С такой постановкой вопроса нельзя согласиться. Во-первых, бросается
в глаза расплывчатость, неопределенность приведенных формулировок о «теоретически
допустимом суверенитете», о «спящем суверенитете» или «потенциальном суверенитете», из
которых трудно понять, идет ли речь в данном случае о реальном суверенитете, или о
доктринальном понимании суверенитета, или о своего рода «виртуальном» суверенитете и
т.д. Совершенно не ясно, являются ли в федерации, где признается право свободного выхода,
ее субъекты суверенными или нет, ибо, с одной стороны, «спящий суверенитет» все-таки
суверенитет, а с другой — это не действительный, а лишь «потенциальный суверенитет».
Во-вторых, нельзя смешивать суверенитет государства и ту или иную конкретную форму его
реализации, а тем более устанавливать необходимую связь между ними. Сецессия (т.е.
отделение, выход из состава) — это одна из возможных форм реализации суверенитета в
определенных условиях, но не сам суверенитет. В-третьих, по логике утверждений авторов,
получается, что самыми суверенными (потенциально и реально) субъектами федерации в
мире были союзные республики СССР и Югославии, за которыми давно и четко
конституционно провозглашалось право свободного выхода из федерации, которые приняли
соответствующее решение и даже осуществили его уже в процессе распада этих федераций.
Но разве не ясно, что это далеко не так, ибо конституционные положения о праве на
свободный выход из федерации носили чисто формальный характер и никак не влияли на
истинное положение субъектов этих федераций. В-четвертых, поскольку сегодня
практически нет (за исключением Эфиопии) таких федераций, которые закрепляют за
субъектами право свободного выхода, приведенные положения авторов равнозначны
отрицанию суверенитета за субъектами современных федераций.