0022 - page 107 of 117

(Madasima) (I, XXV, 241), которое Санчо Панса превращает в Magimasa (нечто вроде колдунье

тесто, колдовское месиво) (268). В переводе появляется окказиональное слово Мордасима. И вновь

конечный формант -сима замыкает каламбурную рифму и придает новой лексической единице

формальное сходство с русскими словами иноязычного происхождения типа прима, пантомима,

схима. Излишняя русификация подобных слов в каламбурах рассмотренного вида вряд ли уместна.

Ибо она не способствует сохранению национального своеобразия переводимого произведения.

С завидной находчивостью и остроумием Н. Любимов перевел каламбур (ч. I. гл. XXIX): «И если ветер

будет попутный ... лет через девять вы очутитесь в виду великого озера Писписийского. То бишь

Меотийского...». В оригинале игра слов шла: "... a vista de la gran laguna Meona, digo, Meotides"

—Меотийское озеро, древнее название Азовского моря. Меон, meona

страдающий (-ая) недержанием мочи. В качестве значимой основы переводческого топонима

использовано междометие, а конечный формант включает в себя характерный для названий

некоторых озер, морей и других географических объектов суффикс –ийск** (ср. Каспийское озеро,

Балтийское море, Аравийская пустыня и т.п.).

* Каламбуры, построенные на сходстве каких-либо слов и действительных или вымышленных географических названии,

именуют «географическими каламбурами» (см.: Назарян А. Г. Почему так говорят по-французски. М., 1968. С. 329).

** Интересно, что прилагательные с этим суффиксом обычно образуются от основ имен существительных, а сам тип.

словообразования считается малопродуктивным (см.: Грамматика русского языка, М., 1953. С. 343).

Окказиональные слова в роли результанты каламбура могут создаваться не только по модели"

«значимая (смысловая) основа + формант, рифмующийся с опорным компонентом». Но и по другим

схемам. Можно, например, брать лишь основу какого-либо слова и использовать ее в качестве

Известный в рыцарских романах великан Фьерабрас (Fierabras), обладатель чудодейственного бальзама,

становится в устах добродушного оруженосца Feo Bras (142), т. е. Уродливым Бласом. Санчо

воспринимает имя гиганта как состоящее из двух слов. Адекватный заменой этому словосочетанию

Явилось у Н. Любимова окказиональное слово Безобраз (I, XV, 134), основа от безобразный, без-

образие, безобразить, безобразина и т. д. Языковую состоятельность новой лексической единицы

поддерживают такие «сходные» по образу и подобию общеупотребительные слова, как дикобраз,

водолаз, богомаз, верхолаз и т.п.

Наконец, еще одним источником подобного словообразования являются сочетания слов (устойчивые и

переменные), которые превращаются переводчиком в сложные имена собственные.

Знаменитый шлем Мамбрина Санчо называет El yelmo de Malino (578). Malino -— слово просторечное,

злой, вредный. У Н. Любимова использовано бранное устойчивое словосочета-

ние сукин сын; которое он превращает в результирующее слово каламбура: «... шлем этого ...

Сукинсына» (I, XVII, 482). В подобных случаях для переводчика важно и то, в каком падеже

употребляется слово-«перевертыш». Ведь в именительном падеже Сукинсын не было бы созвучно

Фразеологизм ни складу, ни ладу стал основой результанты другого переводческого каламбура. Доротея

рассказывает Дон Кихоту о свирепом и упрямом великане Pandafilando, властелине большого

острова. Санчо тут же превращает этого правителя в сеньора Pandahilado (372), что в переводе

означает нечто вроде в плутовстве замешанный или с обманом связанный (от жаргонного pandar —

плутовать в игре и от hilar— прясть, нанизывать, влечь за собой).* В переводе оруженосец называет

несговорчивого властителя господином Нискладуниладу (I, XXX, 316).

* А. Росенблат предлагает иное толкование окказионализма: pando

(сутулый,'вялый), a hiladoу нега

ассоциируется с просторечным raspahilando, которое, как он считает, значит corriendo, hiiyendo

RosenblatAngel, 1л lehgaa de Quijote.-Madnd, 1978. Р.34). Замечу по этому пбводу, что разговорное raspar означает

'воровать', и жаргонное raspa -— это жульничество (притпгр¸ в карты).

Во всех приведенных выше примерах опорный компонент (стимулятор) находился в непосредственной

близости от слова-«перевертыша». Но как поступить, если комично искажается опущенное в

контексте имя, которое подразумевается и хорошо известно носителям языка (или, по крайне мере,

было известно им в эпоху создания подлинника), но совершенно незнакомо русскому читателю?

Испанец по достоинству оценивает каламбур, ибо он мысленно воспроизводит опорное слово. А как

же русский любитель чтения? Как он догадается об игре слов? Национальное своеобразие подлин-

ника, эпоха создания оригинального произведения вынуждают в таких случаях прибегать к