 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
9
М.М. Бахтин противопоставлял ей идею поэтики как «эстетики словесного творчества» (с. 298). Более
развернуто изложен этот тезис в статье того же автора «Ученый сальеризм (О формальном
(морфологическом) методе)»: «...определяемая систематически поэтика должна быть эстетикой
словесного художественного творчества, понимая под эстетикой, конечно, не метафизическую
концепцию красоты, а научно-систематическую теорию объекта художественного восприятия. А оно,
конечно, содержательно, а не голо формально»*.
* Звезда. 1925. ¹ 3 (9). С. 267.
Иной путь построения поэтики, избранный Б.В. Томашевским и В.М. Жирмунским, не означал все
же трактовку художественного произведения как «самодовлеющей и замкнутой в себе вещи»*,
характерную для некоторых работ В.Б. Шкловского и Б.М. Эйхенбаума 1920-х гг. Лишь в этом
радикальном направлении формальный метод, как сказано несколько выше в той же статье Медведева-
Бахтина, «превращается в «формалистическое мировоззрение»**. Любопытно, что закавыченная
критическая формула принадлежит именно В.М. Жирмунскому. Она высказана в статье «К вопросу о
формальном методе» (1923 г.): «...для некоторых сторонников нового направления «формальный
метод» становится единоспасающей научной теорией, не только методом – но мировоззрением, которое
я предпочитаю называть уже не формальным, а формалистическим» (с. 96). Не менее показателен факт
резкого размежевания с этой статьей в полемической заметке Б.М. Эйхенбаума: она, по мнению автора,
«уже совершенно ясно показывает, что, конечно, считать его (В.М. Жирмунского –
Н.
Т.)
основоположником формального метода и главным его теоретиком невозможно»***.
* Там же.
** Там же. С. 264.
*** Э й х е н б а у м Б. Вокруг вопроса о формалистах // Печать и революция, 1924. Кн. 5. С. 8.
В обрисованном нами контексте характеристика позиции Б.В. Томашевского как автора «Теории
литературы. Поэтики», которая была дана в книге П.Н. Медведева (М.М. Бахтина) «Формальный метод
в литературоведении» (1928 г.), выглядит не более чем констатацией фактов, ставших к этому моменту
для ученых-современников вполне очевидными: «Эта книга не может быть названа формалистической в
строгом смысле этого слова. От формализма автор ее во многом отошел очень далеко. В своей работе
он ревизует многие очень важные положения формального метода. Но тем не менее формалистические
навыки мышления у него довольно сильны, и от многих предпосылок формального метода он не
отказался»*.
* М е д в е д е в П. И. (М. М. Б а х т и н). Формальный метод в литературоведенни/Комм. В. Махлина. М.: Лабиринт,
1993. С. 147.
Установив двойственный и, в определенном значении, компромиссный характер методологической
позиции, положенной в основу учебника Б.В. Томашевского, мы можем теперь увидеть, насколько
закономерно проистекает из нее структура книги.
Как мы убедились, в поэтике, которая строится на подобной основе, «стиль» – обозначение
целостности литературного произведения, представляющей собою, с одной стороны (как бы «извне»),
организованное единство «приемов», а с другой («изнутри») – единство выражаемого всей
совокупностью этих приемов и их взаимосвязью «художественного задания». Понятно, почему
важнейшей составной частью поэтики оказывается стилистика. В то же время эта часть – лишь
«вводная глава в поэтику» (с. 30), потому что за изучением взаимосвязи обработанного материала и
«содержания» должно последовать раздельное и более специализированное рассмотрение этих аспектов
произведения. Такой научной логике, как кажется, вполне соответствует объективное существенное
различие между поэзией и прозой.
Для В.М. Жирмунского в поэзии словесный материал – непосредственный носитель
«художественного задания», поскольку последнее подчиняет себе даже вещественную сторону слова:
«Внешним критерием более или менее глубокой обработки художественного материала и тем самым
сравнительной зависимости его или свободы художественного замысла от его осуществления в
словесной стихии служит обычно присутствие метрической композиции (стиха), т.е. упорядочение
словесного материала со стороны его звуковой формы». В области же прозы более характерны, по его
мнению, произведения, «в которых слово является в художественном отношении нейтральной средой