 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
72
В основе аполлоновского искусства лежит стремление упорядочить мир, сделать его
понятнее, а значит, приручить его, и, следовательно, ощутить себя теми, кто владеет миром,
повелевает им. Любые отношения человека с миром складываются через взаимодействие
полюсов: Хаос и Порядок. Осмыслить хаос — значит его структурировать, представить как
систему взаимосвязанных компонентов, ясных частей. На это, по мысли Ф. Ницше,
способны всемогущие художественные импульсы аполлоновского искусства, выражающие
необоримое стремление человека к иллюзии.
Вместе с тем аполлоновский тип творчества — это постоянный самообман, ибо он не
может удовлетворять бесконечно. Искусственно приглушенный мир с «причесанными»
противоречиями и тайнами всегда недолговечен. Рано или поздно такой мир обнаруживает
свою искусственность, в него врывается стихия жизни, громящая установленные отношения,
пропорции, порядок. Вырвавшийся из «оков культуры» вихрь новой жизни вызывает к
жизни дионисийский принцип творчества. Этот тип творчества гораздо бесстрашнее и
потому ближе сути и глубинам бытия. «Туман объективных и субъективных случайностей»,
мешавший в свое время в искусстве и Шопенгауэру, под силу смести дионисийскому типу
творчества. Оно решительно сбрасывает покров, сознательно наброшенный аполлоновским
искусством на непонятные явления.
Дионисийское творчество, считает Ф. Ницше, — это не создание новых иллюзий и
нового порядка, а искусство живой стихии, чрезмерности, спонтанной радости,
завлекающее людей звуками волшебных мелодий праздника Диониса. Художники, творящие
его, открыты безднам бытия, не знают ограничивающих пределов. «Лишь когда в акте
художественного творчества гений сливается с всемирным первохудожником, он узнает что-
то о непреходящей сущности искусства, ибо в том состоянии он становится похожим на
жуткую сказочную фигуру, которая способна, вращая глазами, оглядывать себя со всех
сторон».*
* Там же. С. 155.
Дионисийское искусство и есть та форма творчества, которая, по мнению Ницше,
адекватна современному ему состоянию мира. Оно не силится структурировать то, что
ежечасно расползается в неконтролируемых порывах, не стремится представить мир через
некую художественную формулу. Самой природе дионисийского творчества чужда
гармония, это вихрь, подобный вихревой стихии бытия, ежедневно вовлекающей человека в
поток бедствий, радостей и страданий.
Выступая с оригинальной трактовкой мифа о Прометее, Ницше приходит к выводу, что
все самое лучшее и высокое человечество добывает греховным путем. А раз это так, значит
все суждения о нравственности или безнравственности поступков оказываются от-
носительными. «Все существующее и справедливо, и несправедливо и в обоих случаях равно
оправдано».*
* Там же. С. 175.
Исходя из этого тезиса (близкого соответствующим размышлениям Мандевиля и
Гегеля), Ницше сомневается в возможностях аполлоновского типа творчества выразить
глобальную противоречивость современности, перемешавшей все полюса. Философ ос-
тавляет приоритет за дионисийским искусством, умеющим обнаруживать сущность мира не
в явлениях, а позади них. Сознавая, что мир в своей основе неразумен и все существующее
должно быть готово к горестной гибели, Ницше призывает не цепенеть от страха. Сила
дионисийского искусства в том, что ему под силу снятие противостояния объективного и
субъективного: через растворение индивидуальности в коллективных стихиях и приходят
«дионисийская мудрость и метафизическое утешение». Таким образом, Дионисийское