 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
50
настаивая на невыразимости глубинных сокровенных истин, побуждая художника к
максимально интенсивной метафоричности языка, захватывающей образности.
* См.: Шлегелъ Ф. Эстетика. Философия. Критика. М., 1983. Т. 1.
Огромное значение романтики придавали деятельности субъекта: с одной стороны,
субъекта творчества, а с другой — субъекта восприятия. Их многочисленные трактаты
позволяют заключить, что романтики старались так или иначе моделировать характер
личностного воздействия искусства. Много веков прошло в европейской культуре, пока
искусство смогло состояться как самоценный и суверенный вид деятельности, свободный от
какой-либо функциональности. И вот в эпоху романтизма, в эпоху триумфа самораскрытия
воли художника, когда не существует никаких преград для создания произведений,
имеющих ценность в самих себе, вдруг обнаруживается желание расширить зону действия
искусства, направить его потенциал вовне. Тем самым романтизм как бы обозначил
пограничный период, когда искусство, с одной стороны, набрало максимальную творческую
высоту как самодостаточная творческая сфера, а с другой —
вновь пытается выйти за
пределы себя, но теперь уже демонстрируя в своих связях с действительностью отношение
не вассала, а сюзерена.
Эта невиданная ранее «самонадеянность» искусства, мыслящего себя средоточием
важнейших истин и смыслов бытия, обнаруживается и в новом взгляде на художника как
исполнителя столь величественного замысла. Теперь он уже не мастер создания
художественных иллюзий действительного мира, а Творец, Демиург, от которого ожидают
много большего.
Не раз подчеркивается романтиками такое качество нового искусства, как
невыразимость. Язык романтической мысли — особый инструмент, отличающий способы
теоретического и художественного высказывания. Грандиозные цели романтиков художник-
демиург осуществляет через поэтические философемы, «зашифрованные» иносказания. При
этом в качестве высшей ценности рассматривается то особое внутреннее состояние,
которое испытывает человек в момент художественного переживания. В этом отношении
романтики очень близки И. Канту, неоднократно утверждавшему, что процесс
художественного восприятия представляет собой гораздо большую ценность, чем его
результат.
Романтики стремятся уйти от логического рационализма классицистских приемов,
неизбежно навязывающих подневольность мышления, когда накатанные клише
автоматически склеиваются в предложения. В противовес этому они выдвигают прием,
называемый потенцированием, означающий выявление дополнительных возможностей
слова, испытание его способности к саморазвитию. Отсюда — культивирование
углубленного метафоризма в слове, стремление сделать поэзию максимально философичной,
напитаться средневековой эзотерикой, обогатить повествование притчевой символикой,
почерпнутой из народного фольклора. И.Х.Ф. Гельдерлин, Г. фон Клейст, К.В.Ф. Зольгер, У.
Блейк, Д. Kumc — все эти авторы философичны в силу того, что само слово в их текстах
оказывается чрезвычайно многозначным, играет разными гранями смыслов, когда одни
переходят в другие.
Поэзия, отмечает Новалис, все время меняет «точки зрения и уровни освещения», все
это складывается в нескончаемый процесс игры, который ценится сам по себе как процесс
превзойдения себя, самопревышения. Подобное самопревышение не могло быть достигнуто
приемами классического искусства, его отличала невыразимость, глубина внутренних
переживаний, а это и есть то, что возвышает человека, возвращает ему ощущение полноты
переживания жизни.
Заметно, что, когда сами романтики стремились описать свои метод, они тщательно
избегали определений. Само их искусство обнаруживает не предел, а беспредельность.
Новалис так писал о поэзии: «Есть особое чувство поэзии, поэтическое настроение в нас.