222
облика того читателя, зрителя, на которого было рассчитано данное произведение и для
которого оно имело бы животрепещущий интерес. Такой прием реконструкции психологи-
ческих черт, со своей стороны, позволил бы дополнить представление о конкретных
психических силуэтах реально действовавших людей, ощутить их как живые лица.
Для того чтобы регистрировать отдельные стороны исторической психологии как
неслучайное и распространенное явление, необходимо наблюдать их на протяжении
большой исторической длительности. В искусстве единый конструктивный принцип
наиболее осязаемо выражается в понятии стиля. Романика, готика, барокко, классицизм
каждый из этих стилей есть знак не только особого эмоционально-образного строя, но и
целостных социально-психологических состояний. Возможность художественного процесса
культивировать и в массовых масштабах воспроизводить однажды найденный им
конструктивный принцип обнаруживает его как могущественную силу, способную нередко
менять свои культурные функции перерастать из результата психического склада этноса
в причину, формирующую этот склад.
Закономерность, которая здесь действует, едина и для исторической психологии, и для
истории искусств. Всякое развитие есть единство изменчивости и устойчивости при ведущей
роли изменчивости. Вехами в этом бесконечном процессе являются исторические периоды,
на протяжении которых человеческая деятельность искала и отрабатывала всякий раз новые
стереотипы, удовлетворяющие своей формой и содержанием данной исторической секунде.
Однажды обретенная формула, обладая животворной силой, всегда стремится расшириться,
распространиться на возможно более широкие области и тем самым продлить свое
существование. Побеждая, каждое художественное направление превращается из
революционного в мирно властвующее, обрастает эпигонами и начинает вырождаться. В
силу этого господствующее направление в искусстве никогда не исчерпывает собой эпоху и,
взятое изолированно, характеризует собой не столько состояние искусства, сколько вкусы и
ориентации публики.
Если поначалу определенную форму художественного продукта вызывает к жизни
психическое своеобразие исторического индивида, то затем, многократно транслируясь,
художественная форма сама оказывает воздействие и на других индивидов, и на самого
творца. Эта способность обратного влияния присуща в принципе всем продуктам культуры:
ведь в них запечатлен и передается способ ориентации человека в окружающей среде, способ
общения, восприятия, поведения. Усваивая способы восприятия различных художественных
творений, проникая в способы их создания, человек одновременно тренирует и развивает в
себе те психические процессы, которые требует от него художественный акт
сотворчества. В этом и сказывается историческая активность художественного,
развивающего психическую оснастку индивида.
Устойчивая и пользующаяся популярностью художественная форма не умирает в тот
момент, когда возникает новая. Воспитанная на привычных образцах публика сохраняет
установки к узнаваемому. В этом, в частности, проявляет себя противоречие между социаль-
но-психологическим и художественно-культурным заказами. Так, например, пользовавшиеся
большой популярностью в конце XVIII начале XIX в. интимно-лирические жанры поэзии
(классические романсы, элегии, молитвы, песни) на много десятилетий пережили их
создателей В.А. Жуковского, К.Н. Батюшкова, Е.А. Баратынского. На волне массового
интереса эти жанры с течением времени обрастали эпигонским творчеством, доводившим
«пленительную сладость» Жуковского до приторности, и тем не менее продолжали
удовлетворять потребностям публики даже в тот период, когда в поэзии воцарились новые
формы стиха (лирика А.А. Фета, Ф.И. Тютчева и др.).
Б.М. Эйхенбаум усматривал в такой полифонии художественной жизни действие закона
«исторического контраста», когда верхнему, лидирующему слою культуры должен
противостоять не промежуточный, а нижний. Анализируя панораму художественного
процесса конца XIX начала XX в. и противопоставляя творчество художников-
символистов «земской литературе», Эйхенбаум считал вполне объяснимым положение,
|