 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
67
творческих, "неожиданных" решений... Очень важно видеть принципиальную невозможность,
предусмотреть, запланировать заранее характер и последствия этих решений из какого-то центра.
Понимание важности этой тенденции привело... к концепции возрождения предпринимательской
экономики»*.
* Васильчук Ю.А. Переход ко второму этапу НТР... // Рабочий класс и современный мир. 1988. ¹ 3. С. 67.
Напротив, большая наука, как и большое государство, представляют старую лапласовскую картину
тотально упорядоченной Вселенной, в которой цепи причинно-следственных связей можно исчислить,
связать воедино и получить основание для великого организующего начала. Именно сциентистская
архаика лапласовского типа нашла свое воплощение в немецком технократическом мифе
«организованного общества». В этом смысле К. Маркс как раз и был «очень типичным немцем». В его
учении сочетались и сталкивались революционная апокалиптика, основанная на иудеохристианской
диалектике изгойства-избранничества, и сциентистская организационная утопия, которая воплощала в
себе тиранически-бюрократическую и догматическую сторону европейского Просвещения,
предопределяя его конфликт с народной стихией.
Мелкий буржуа-протестант (как и русский старообрядец) длительное время был отлучен от
просвещения, в особенности в его рационалистическо-педантической франко-германской версии
Англо-американская культура, в которой столь мощное влияние имеет эмпиризм, не знала такого
острого конфликта между народным здравым смыслом и высокой наукой. Настоящая реабилитация
мелкого буржуа происходит только сейчас, в период постклассической науки и новой, соразмерной
человеку микротехники, вытесняющей прежнюю промышленную гигантоманию.
Марксизм, вобравший в себя начало немецкого бюрократического сциентизма, пришел в Россию не
только с революционно-освободительной, но и с организационной миссией. В русском марксизме
сочетаются и сталкиваются две субкультуры: апокалиптическая, вобравшая в себя мощную энергетику
униженных и оскорбленных, и сциентистско-бюрократическая, представляющая рационалистический
миф Просвещения в его радикализированной версии тотальной заорганизованности.
Характерно, как эти две субкультуры проявляются в личности самого В. Ленина. Ленин 1917 г. —
это революционный апокалиптик, спровоцировавший народную стихию на разрушение и официальной
российской системы, олицетворяемой Петербургом, и буржуазно-мещанского домостроя. Ленин 1918—
1920 гг., автор «Очередных задач советской власти» — преимущественно утопист технократически-
рационалистического толка, адепт общества организованного как единая фабрика. «Социализм
порожден крупной машинной индустрией. И если трудящиеся массы, вводящие социализм, не сумеют
приспособить своих учреждений так, как должна работать крупная машинная индустрия, тогда о
введении социализма не может быть и речи»*.
* Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 121.
Здесь главным врагом Ленина, по его собственному признанию, выступает крестьянская Россия —
неорганизованный народный мир. Большевизм отбрасывает низовую, народную идею борьбы бедных и
богатых и берет на вооружение немецкую технократическую версию Просвещения. Борьба
большевиков с крестьянством — это борьба радикализированного, без примеси традиций и опыта,
Просвещения с народным началом.
Это уже не экстатика революционного террора, воплощающего народный гнев, отчасти стихийно-
праведный, отчасти коварно спровоцированный, а более страшная бюрократия ГУЛАГа. ГУЛАГ
организован большевиками как гигантская машина по выбраковке неадаптированного к техническому
веку, к системе социалистической индустриализации человеческого материала.
Несколько позже в Германии заработала другая машина по выбраковке человеческого материала,
отбираемого уже не столько на классовой, сколько на расовой основе — машина Бухенвальда и
Освенцима. Объединяет эти машины принципиальное технократическое недоверие к человеку как к
слабому звену упорядоченного нового мира. У большевиков воплощением неупорядоченности была
отчасти крестьянско-мещанская, отчасти интеллигентская Россия, у национал-социалистов —
неполноценные расы.
В одном случае мы имеем дело с расизмом внутренним, и, соответственно, эндогенно направленным
геноцидом; во-втором, с расизмом внешним и, соответственно, экзогенно направленным геноцидом. И
тот и другой воплощают геноцид технического века*. Отнюдь не только в том смысле, что берут на
вооружение современные технологии. Более важна сама интенция геноцида: он вдохновляется тем