 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
57
пролетарская революция не состоялась, а взявшим верх сторонникам победы революции в отдельно
взятой стране левые западники оказались не нужны: их ликвидировали в 1937 г.
Так Россия неожиданно определяется как аванпост не-Запада, готовый остановить западную
мировую экспансию. Демиург Истории блокировал победоносную вестернизацию, которая в условиях
прежнего союза России с Западом имела шансы завершиться к концу нашего века. Но и СССР своей
структурой и поведением в чем-то существенно нарушал логику биполушарного (западно-восточного)
строения мира. СССР был наследником европейского просвещения и формировал единое евразийское
пространство, в котором растворялось многообразие незападных культур.
Таким образом, остановив вестернизацию в ее классических колониальных формах, он осуществлял
ее в форме насаждаемой всюду социалистической индустриализации и коллективизации. Иногда этот
тоталитарный коллективизм смешивают с традиционными формами восточной общинности и
соборности. Но эта иллюзия ретроспективы, удаленной от действительной практики 20— 30-х гг. и
вдохновляющей ее марксистско-ленинской идеологии. Образ, в который отливали пресловутую
«русскую бесформенность» большевики, — это образ общества как единой фабрики, подчиняющейся
механическим ритмам и технократически управляемой. Общество мыслилось придатком машинной
индустрии, подобно тому, как город в советской строительной практике строился в качестве придатка
предприятия.
Таким образом, социалистическая коллективность ничего общего не имела с авторитарно-
патриархальной органикой традиционного «мира», выстраивающего свою ритмику природно-
космически, а не механически. Социалистическая индустриализация представляла собой гигантскую
машину отвоевания пространства у природного Космоса и подчинения этого пространства
дерзновенному волюнтаризму прометеева человека. Противоборство этих двух «прометеев» —
западного и советского — позволило глубинному Востоку как-то маневрировать и сохранять свои
позиции. Россия сберегла для будущего планетарное восточное «полушарие» ценой самосожжения в
домнах социалистической индустриализации.
Но другая гигантская задача при этом была отодвинута: Россия приостановила свое участие в
планетарной духовной реформации, основанной на критике и самокритике прометеевых обществ и
обращении к духовному опыту Востока, в том числе своего собственного, православного. Мгновенный
переход от коммунистической к либеральной идеологии, который многим кажется эпохальным, на
самом деле тривиален по своему содержанию и весьма краткосрочен по историческим масштабам. Этот
«переворот», осуществленный в рамках западного прометеизма (модерна), может быть оценен не как
продвижение вперед, а как регресс.
Истинный духовный переворот намечается только сейчас, когда вестернизация России на самом деле
обернулась ее закабалением, а в поведении Запада в условиях однополярного мира стала проявляться
неоколониальная и империалистическая архаика. В России царской и в России советской назревание
духовной реформации контрфаустовского типа осознавалось лишь очень немногими представителями
элитарно-эзотерических субкультур. Но в сегодняшней поверженной, побежденной в холодной войне и
колонизуемой России западный «прометеизм» выступает уже не как объект сугубо культурологической
критики, а как противник, в борьбе с которым предстоит мобилизовать все резервы национального
духа.
При этом нет никаких шансов решить эту проблему в реставрационно-коммунистическом ключе,
мобилизовав против Запада идеологию старых левых с их плановым хозяйством, уравнительностью и
упованиями на производительные силы. Это левое плагиаторство западнического прометеизма уже не
способно ни вдохновить кого-либо, ни стать основой для ответа на глобальные вызовы нашего времени.
В третьем мире предпринимаются попытки спроецировать известную революционную диалектику
традиционных левых на весь сегодняшний мир. В этой системе преобразованного манихейства роль
класса буржуазии выполняет Запад, роль угнетенного пролетария — третий мир. Вместо отказа от
западного прометеизма мы получаем его превращенный вариант, в котором прометеизм
технозавоевательного типа сменяется революционно-политическим. На самом деле задача состоит
вовсе не в том, чтобы техническую революцию Запада еще раз подменить или дополнить политической
революцией, а в том, чтобы перевести наше глобальное мироустроительное видение и наши практики
совсем в другую плоскость.
Некоторые западные гуманисты мондиалистского образца предлагают предотвратить наступление
нового мирового революционаризма системой хорошо продуманной благотворительности. В своих