 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
30
восточных начал. Эта неусыновленность России ни в одной из цивилизационных ниш делает ее
существование рисковым, а историческую судьбу драматичной.
В то же время именно Россия в переломные эпохи драматических разрывов мирового
пространства-времени берет на себя задачу сращивания разошедшихся мировых структур. В ней, таким
образом, заложен механизм восстановления единства мировой истории. В этом ключе судьбы России
будут рассмотрены ниже, в специальном разделе.
Глава 2
ПРОБЛЕМЫ ДЕМОКРАТИЗАЦИИ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА
2.1. Исторические и неисторические народы: драма «догоняющего развития»
Современная социальная философия парадоксальным образом возвращается к старому
гегельянскому делению народов на исторические и неисторические. Это связано с кризисом прежней
формационной теории, по своему утвердившей историческое достоинство народов тем, что признала
универсальным, действующим независимо от культурно-региональных и этнических различий,
вселенский формационный код.
Сторонники нового, социокультурного детерминизма установили, что способностью к
закономерной внутренней динамике обладает лишь одна из множества существующих на Земле
цивилизаций — западная. Только ей удалось вырваться за пределы циклического времени «вечных
возвращений» в линейно-кумулятивное время, получившее название исторического прогресса.
Одновременно только за нею признана способность ко всемирному распространению и образованию
единого планетарного пространства.
Но это означает, что другие, незападные, народы стоят перед жесткой дилеммой: они либо
обречены на тотальный застой, который в условиях изоляции или существования рядом с себе
подобными может. казаться приемлемым и не осознаваться как недостаток, но который становится
невыносимым в условиях присутствия динамичного и процветающего «другого»; либо на то, чтобы
следовать путями чужой истории, проторенной западным авангардом. В чужой истории мы, разумеется,
не у себя дома. В этом смысле встреча других цивилизаций с Западом означает роковое отчуждение —
обязанность жить по чужой, заемной мерке.
Такая история неизбежно оказывается затратной и волюнтаристичной, ибо следование чужим
образцам требует интерпретации, всегда несовершенной и произвольной. Эту интерпретацию всегда
осуществляют реформационные элиты, направляющие процесс модернизации. Зачастую они
запрашивают непомерную власть, ибо если пребывание в собственной истории является естественным
и безыскусным, то следование чужой дается лишь перманентными усилиями и понуканиями.
Н.С. Трубецкой одним из первых раскрыл всю драматичность догоняющего развития и всю
тщету его: «Оказывается, что культурная работа европеизированного народа поставлена в гораздо
менее выгодные условия, чем работа природного романо-германца. Первому приходится искать в
разных направлениях. Тратить свои силы над согласованием элементов двух разнородных культур, над
согласованием, сводящимся большей частью к мертворожденным попыткам; ему приходится
выискивать подходящие друг к другу элементы из груды ценностей двух культур — тогда как
природный романо-германец идет верными путями, проторенной дорожкой, не разбрасываясь и
сосредотачивая свои силы лишь на согласование элементов одной и той же культуры... Как человек,
пытающийся идти нога в ногу с более быстроходным спутником и прибегающий с этой целью к приему
периодических прыжков, в конце концов неизбежно выбьется из сил и упадет в изнеможении, так точно
и европеизированный народ, вступивший на такой путь эволюции, неизбежно погибнет, бесцельно
растратив свои национальные силы. И все это — без веры в себя, даже без подкрепляющего чувства
национального единства, давно разрушенного самим фактом европеизации»*.
* Трубецкой Н. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1995. С. 97.
Кроме того, следование концепции догоняющего развития всегда сопровождается скрытым
комплексом неполноценности и вины. Это может быть и вина перед собственной, прерванной и