 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
27
Запад, отлучивший Россию после 1917 г., выстраивая свою идентичность, приписывал
тоталитарный синдром Востоку. Наши «западники» поверили этому, инициировав кампанию
мазохистского самобичевания в общенациональном масштабе. Между тем современный анализ
показывает, что советская тоталитарная модель целиком вышла из европейского Просвещения. Цемент,
которым советский социалистический строй сплавлял воедино различные народы и культуры Евразии
— это европейский историцизм: процедура перехода от пространственного принципа к временному.
Совместное строительство «светлого будущего» — порядка, при котором этнокультурные,
пространственные различия теряли всякое значение перед лицом временной доминанты — объединяло
советские народы в новую историческую общность. Чем больше надежд возлагалось на историческое
время, тем ничтожнее казались «устаревшие» пространственные различия.
Экзальтированный временной принцип новоевропейского историцизма и в его либеральных
(«американская мечта») и коммунистических (советская мечта) проявлениях предельно обесценивал
культурное пространство, лишая его выразительных альтернативных форм. И до тех пор пока эта
временная парадигма действовала, можно было говорить о торжестве западнической фазы большого
цикла.
Пора понять, что скрепы советского пространства имеют европейско-просвещенческое
происхождение. То, что соединенные ими части сегодня распались, свидетельствует о чем-то
значительно большем, нежели поражение «советской империи». Речь идет о поражении европеизма как
такового — начале новой альтернативной фазы большого цикла. Мировому историческому разуму
(данную метафору можно заменить другими, суть от этого не меняется) зачем-то понадобились те
кладовые этнокультурной памяти человечества, которые в западнической фазе не только не были
затребованы, но и сам доступ к ним был табуирован Просвещением. Вспоминать почву, кровь и веру в
просвещенческую эпоху считалось крайне неприличным — действовала модель этнокультурного
обезличивания людей: «Их культурные особенности оценивались как реликт уходящей эпохи, как
вредный пережиток, мешающий строить новый порядок»*.
* Benoist A. Europe, Tiers-monde, meme combat. Paris, 1987. P. 34.
Инициированный на такой основе прогресс буквально пожирал пространство, произведя в нем
неслыханные культурные опустошения. Сегодняшний либерализм, возвестивший об эпохе
завершающейся вестернизации мира, тем самым сознается в своей предельной культурофобии. Миру
предстоит стать тотально обескачественным и обезличенным.
Глобальный экологический кризис следует интерпретировать не только с помощью понятия
«загрязнение», как это обычно делается, но и с помощью более глубокого понятия «обезличивание».
Состояние экосистем специалисты оценивают, привлекая такой критерий, как «мера разнообразия».
Если биологическое разнообразие уменьшается — это верный признак энтропийных процессов в живой
природе. Но аналогичный критерий можно применить и к культурной среде. Европоцентричный
прогресс, восторжествовавший в западнической фазе большого исторического цикла, ознаменовался
резким снижением культурного разнообразия человечества. Подходя к последнему как к особому
планетарному виду, можно заключить, что мы имеем дело с кризисным процессом. Этот кризис
совершенно не в состоянии зафиксировать ни вестернизированное потребительское сознание, глухое к
свидетельствам коллективного опыта человечества, ни обслуживающая его запросы позитивистская
наука. Подобный дальтонизм новоевропейского разума, не умеющего читать знаки времени, если время
не говорит языком экономических цифр, опасно сужает кругозор человечества, вступившего в весьма
ответственный период своей истории.
В нынешней переломной фазе Большого цикла вызрели две альтернативные идеи: экологическая
и культурологическая. Обе они вступают в столкновение с доминирующим в уходящей фазе
индивидно-номиналистическим принципом. Номиналистическое кредо западнической фазы цикла
повлияло на формирование атомарной картины мира, в которой целостно-органическая
бытийственность природы и культуры либо вообще не воспринимается, либо не актуализируется в
своем нормативном качестве. Атомарный индивид и в окружающем его природном и культурном мире
усматривает лишь изолированные элементы и конгломераты, не сопричастные каким-то более высоким
и обязывающим целостностям. Не случайно и экологическая, и культурологическая идеи с такой
настороженностью воспринимаются господствующим на Западе либерализмом: он чувствует их
инородность собственной мировоззренческой и ценностной доминанте.