 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
189
отрицание и возвращение в себя. Мы можем сравнить его с семенем: ведь с него начинается растение;
оно и есть результат всей жизни растения. Но бессилие жизни проявляется и в том, что начало и
результат не совпадают; то же наблюдается и в жизни индивидуумов и народов».
Сохранение поступательности и преемственности в развитии приводит к утверждению цикличности.
Каждый цикл — это переход процесса в свою противоположность, в «свое другое», что предполагает
два отрицания: вначале любой процесс через борьбу в силу внутренней противоречивости превращается
в свою противоположность (самоотрицание), затем и этот, противоположный, процесс, также внутренне
противоречивый, приходит к своему самоотрицанию, превращается в свою противоположность
(«отрицание отрицания»).
Но процесс никогда не возвращается к исходному состоянию, он развивается по спирали, где точки
исходного и возвратного движения не совпадают. «Жизнь настоящего духа есть кругообращение
ступеней, которые, с одной стороны, еще существуют одна возле другой, и лишь, с другой стороны,
являются как минувшие. Те моменты, которые дух по-видимому оставил позади себя, он содержит в
себе, в своей настоящей глубине».
Гегель полагал, что диалектическое движение объясняется и завершается его собственной
философской концепцией. Но можно согласиться с Паулем Тиллихом в том, что данный факт «был
несущественным для самого (диалектического. — И.В.) принципа» и не помешал ему стать одним из
мощнейших факторов, повлиявших на философию прогрессизма в XIX столетии*. Элемент
бесконечного прогресса явно присутствует у Гегеля в его структуре диалектических процессов; этот
элемент является движущей силой отрицания, которое, как подчеркивал Бергсон, требует — даже в
Боге — открытости будущему.
* Тиллих П. Указ. соч. С. 240.
Убеждения прогрессизма были сильно подорваны опытом нынешнего столетия. Научно-техническая
революция обернулась глубоким экологическим кризисом во всех измерениях, политическими
революциями и мировыми войнами — «всемирно-историческими рецидивами бесчеловечности»,
которые казались давно пройденным этапом. XX век ознаменовался в целом таким количеством
невиданных прежде катастроф — военных, политических, экологических и моральных
— что
разочарование в идее прогресса стало повсеместным. Кровавые диктатуры всех видов от фашизма до
коммунизма, геноцид и массовые репрессии, атомные бомбардировки и аварии на атомных станциях,
постоянная угроза атомного уничтожения всего живого на Земле
— вот далеко не полный перечень
«приобретений» прогрессивного развития человечества.
Неудивительно, что лейтмотивом XX в. становится не идея прогресса, а идея кризиса.
Пессимистические взгляды начинают преобладать в философии истории. Как отмечает Р. Хольтон, мы
становимся свидетелями забавной ситуации «нормализации кризиса». Философские науки просто
одержимы идеей кризиса, который усматривают везде и во всем. Если прежде кризис в историческом
развитии рассматривали как временное явление, то сегодня его склонны рассматривать как
хронический, всеобщий, без признаков будущего ослабления: «Исторический опыт все меньше
становится частью героического эпоса и все больше — частью мыльной оперы... Одним из наиболее
поразительных симптомов эпохи разговоров о кризисе и его нормализации является провал
оптимистических повествований о социальных изменениях и исторической эволюции»*.
* См.; Holton R. Problems of crisis and normalcy in the contemporary world// Rethinking Progress. Boston, 1990. P. 39, 43—44.
Парадокс, но самыми резкими критиками идеологии прогрессизма, «бесконечной неопределенности»
прогресса являются сторонники философии утопизма, в котором, по определению Пауля Тиллиха,
«существует вполне определенная цель — достижение такой исторической ступени, когда будет
побеждена неопределенность жизни»*.
* Тиллих П. Указ. соч. С. 240.
В течение четырех с половиной столетий утописты, от Томаса Мора и Кампанеллы до
многочисленных социалистических теоретиков нашего века, питают революционные движения в
разных частях земного шара. Но попытка осуществить марксистскую утопию в странах бывшей
«мировой системы социализма» во многом развеяло эти иллюзии. История подобных