 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
141
народов соглашался и К. Маркс в известном письме В.Засулич. А еще позже она возродилась в виде
идеи «прорыва слабого звена» у В.И. Ленина.
* Добролюбов Н.А. От Москвы до Лейпцига // Добролюбов Н.А. Избр. филос. произв. М., 1948. Т. 2. С. 196—197.
Таким образом, Чаадаеву русская историософия обязана постановкой проблем, ставших сквозными в
последующие десятилетия ее развития. «И многое из того, что передумали, перечувствовали, что
создали, что высказали благороднейшие умы эпохи, — Белинский, Грановский, Герцен, К. Аксаков, Ив.
и П. Киреевские, Хомяков, потом Самарин и др., — писал Д.Н. Овсянико-Куликовский, -было как бы
«ответом» на вопрос, поднятый Чаадаевым. Словно в опровержение пессимизма Чаадаева явилось
поколение замечательных деятелей, умственная и моральная жизнь которых положила начало
дальнейшему развитию»*.
* Овсянико-Куликовский Д.Н. История русской интеллигенции. Ч. 1 // Собр. соч. Т. VII. СПб., 1911. С. XII.
3.5. Полемика славянофилов и западников. Русская идея
Сформулированная проблема концептуально оформилась в 40-е гг. в споре славянофилов (А.С.
Хомяков, И.В. и П.В. Киреевские, К.С. и И.С. Аксаковы, Ю.Ф. Самарин) и западников (Н.В. Станкевич,
В.Г. Белинский, К.Д. Кавелин, Т.Р. Грановский, П.В. Анненков, А.И. Герцен, Н.П. Огарев). В русскую
историю общественно-философской мысли это время вошло как «эпоха возбужденности умственных
интересов» (Герцен). Российское общество как бы «проснулось» и начался тот удивительный взлет
общественно-философской мысли, который долго будет вызывать восхищение потомков.
Водораздел между двумя группами передовой интеллигенции проходил в понимании исторического
процесса и места в нем России. Если славянофилы, считавшие, что Европа свой век отжила, настаивали
на исключительном своеобразии исторического развития России, призванной сказать свое слово в
истории, то западники, исходившие из принципа универсальности исторического развития
человечества, указывали на то, что наиболее продвинувшейся в этом процессе в силу ряда
обстоятельств оказалась Западная Европа, и потому ее опыт должны освоить все страны, в том числе и
Россия. Хотя обе историософские модели вышли из общего источника — современных им
западноевропейских философских систем, что наложило отпечаток на их полемику, при этом, однако, и
западники и славянофилы основывались на различных достаточно отвлеченных «началах»:
«просвещение» у Киреевского, «соборность» у Хомякова, «народность» у Аксакова; «цивилизация» у
Граневского, «прогресс» у Кавелина, «личность» («лицо») у Белинского,«свобода» у Герцена. Таким
образом они пытались подойти к решению одних и тех же проблем, только с разных сторон. Но их
объединяла общая вера в высокое историческое призвание России. Как писал Герцен, и те и другие,
подобно Янусу, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно.
Славянофилы опирались на идею принципиального отличия Европы и России: на Западе преобладает
начало индивидуалистическое, в России
— общинное. Они возлагали большие надежды на общинные
принципы жизни народа. «Община есть то высшее, то истинное начало, которому уже не предстоит
найти нечто себя выше, а предстоит только преуспевать, очищаться и возвышаться», ибо это есть «союз
людей, отказавшихся от своего эгоизма, от личности своей и являющих общее их согласие: это действо
любви, высокое действо Христианское»*. Этот тезис вызывал особо резкие споры и несогласие
западников. «Что мне в том, что живет общее, когда страдает личность?» — возмущенно восклицал
Белинский**.
*Аксаков К.С. Краткий исторический очерк земских соборов // Аксаков К.С. Полн. собр. соч. М., 1989. Т. 1. С. 279.
** Белинский В.Г. Письмо В.П. Боткину 8 сент. 1941 г. // Собр. соч.: В 9 т. М., 1982. Т. 9. С. 482.
Исходный тезис определил и направленность критики Запада: у славянофилов — это в первую
очередь критика католицизма и протестантизма, соответственно защита России и апология православия.
Перед Россией, считали они, стоит великая задача: не только свою жизнь построить на подлинно
христианских началах, но донести принципы этой жизни до людей всей земли. Россия должна указать
человечеству дорогу к истинному братству и истинному единению — соборности. Это понятие было
введено Хомяковым как выражение «свободы в единстве» на основе православной веры. В
католической церкви такое единение, считал Хомяков, невозможно, ибо в ней верующий ощущает себя
не членом братской общины, а подданным церковной организации. Если вопрос о роли России в
общечеловеческом цивилизационном процессе был главным в споре западников со славянофилами, то