 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
138
довольно быстро уловили этот второй смысл и увидели в идее то, что было созвучно их собственным
устремлениям, связанным и с укреплением политических позиций Москвы, и с укреплением
самодержавия. Новый религиозный статус Москвы, на которую перешла благодать Божия, делал ее
центром всего христианского мира и, соответственно, царя Московского превращал во «вседержителя»,
ответственного лишь перед Богом и потому ни с кем не делящего «вверенную» ему власть, в том числе
и с церковью.
Двойственность идеологемы «Москва — третий Рим» и связанного с ней русского мессианизма
весьма точно уловил Н.А. Бердяев. «Русское религиозное призвание, призвание исключительное,
связывается с силой и величием русского государства, с исключительным значением русского царя.
Империалистический соблазн входит в мессианское сознание»*. Тем самым открывалась возможность
превращения провиденциалистской идеи в аргумент имперской идеологии и политики. Но осознание
этого, обозначенного Бердяевым, противоречия вместе с политическими выводами из него пришло
позже, с историческим опытом. А в XVI в. совпадение религиозной и политической идеи
представлялось еще вполне естественным и «не грозило далеко идущими последствиями».
* Бердяев Н.А. Русская идея // О России и русской философской культуре. М., 1990. С.49—50.
Постепенно, по мере укрепления основ русского самодержавия и его идеологии, учение о Москве как
третьем Риме из факта консолидации нации превращалось в охранительно-консервативную силу, и не
случайно именно оно сыграло роковую роль в церковном расколе XVII в., переросшем в трагический
раскол общества. Как известно, государство и официальная церковь выступили в качестве поборников
включения России в мировой церковный и политический процесс, тогда как народ в значительной части
своей остался на позициях верности старине. «В основу раскола легло сомнение в том, что русское
царство, Третий Рим, есть истинное православное царство. Раскольники почуяли измену в церкви и
государстве, они перестали верить в святость иерархической власти в русском царстве. Сознание
богооставленности царства было главным движущим мотивом раскола». В итоге мечты о «Святой
Руси» были преданы анафеме как ересь, движение старообрядцев превратилось в запрещенную секту, и
вместо ожидаемого пришествия Христа в облике «Белого Царя» старообрядцам явился антихрист в
облике царя Всея Руси. Единственным спасением представлялся уход из мира в «невидимую Церковь».
Старообрядческая Русь в ожидании антихриста утвердилась в своем самобытничестве и ксенофобии, а
официальная церковь подпала под политическое верховенство светской власти московских государей.
На некоторое время идеологема «Москва — третий Рим» была как бы законсервирована.
Идея мессианизма была возвращена в историософию Вл. Соловьевым в его учении о теократии.
Однако к концу жизни его постигло жестокое разочарование в мессианском призвании России. «И
Третий Рим лежит во прахе, а уж четвертому не быть», — скажет он в своем известном стихотворении.
3.4. Русское просвещение и поиски национальной идентичности
Реформами Петра Великого открывается новая страница в истории Российского государства.
Исчерпав свои исключительно национальные элементы, Россия, по выражению К.Д. Кавелина, вошла
«в жизнь общечеловеческую», инициатива которой в Новое время прочно перешла к Западной Европе.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что именно к Европе обратился Петр в поисках
общечеловеческого опыта и не побоялся поставить себя и страну в положение ученика, который,
однако, сам выбирал своих учителей и направление просвещения, сообразно собственному
историческому опыту. Петр поставил перед нарождающейся новой интеллигенцией две задачи. Первая
— подняться до уровня достижений европейской цивилизации с тем, чтобы разговаривать с ней на
равных. На фоне этой ученической зависимости от Запада, как отмечал Г.Г. Шпет, со всей остротой
вставала вторая задача — формирование самосознания своей сущности по отношению к Европе и
определение собственного пути развития. Это и определило характер русского просвещения и
постпросвещения, специфику дальнейшего развития русской культуры в целом, и историософской
мысли, в частности. Именно в петровскую эпоху было положено начало секуляризации отечественной
культуры, развитию светского образования, культурному диалогу с Европой, т.е. тому, что
охватывается общим понятием — просвещение, которое и послужило базой для дальнейшего развития
национального самосознания. Для современников и последующих поколений понятие просвещение
ассоциировалось с верой в силу человеческого разума: люди эпохи просвещения были убеждены, что
усовершенствование человеческого общества возможно только средствами разума, образования и