137
пролотом русской философии истории, в значительной степени определившей мессианское
направление и проблематику ее развития.
Идеологему «Москва третий Рим» обычно связывают с именем старца псковского Елизарова
монастыря Филофея (ок. 14651542). Действительно, Филофей в своих посланиях великому князю
Московскому Василию Ивановичу и царскому дьяку М.Г. Мунехину сформулировал и обосновал ее в
соответствии с господствовавшим в то время миропониманием и духовными запросами общества.
Филофей писал царю: «Храни и внимай благочестивый царь тому, что все христианские царства
сошлись в одно твое, что два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать»*. Эта
формулировка и стала классическим выражением мессианской концепции Москвы как третьего Рима.
* Послание старца Филофея к великому князю Василию // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV - первая
половина XVI века. М., 1984. С. 441
Идея Москвы как третьего Рима имела глубокое историческое основание. Для русского религиозного
сознания, привыкшего сверять свои мысли и поступки с авторитетом истинной веры, нерушимым
оплотом почитался второй Рим Константинополь. Падение этого оплота, сначала духовное,
вследствие согласия греческих иерархов на Флорентийском соборе 1439 г. на унию с католической
церковью, а затем и политическое захват города турками в 1453 г., было равносильно вселенской
катастрофе. Общественное сознание усиленно искало адекватную ему замену. Москва, одержавшая в
недавшем прошлом победу над «неверными», выступившая собирательницей русских земель и
защитницей всех православных народов, предстала как вполне достойная восприемница второго Рима
Константинополя.
То, о чем писал Филофей, в частности идея перемещения святости с падшего Константинополя на
Москву, в той или иной форме уже была «проговорена» книжниками в серии Сказаний, Слов, Повестей.
Можно сказать, что послание инока Филофея явилось как бы завершением определенного круга идей,
«носившихся в воздухе», и своеобразной «точкой роста» зарождающегося национального
самосознания. Вот почему идея старца о богоизбранности русского народа, о преемстве мессианства
Русским царством, выраженная к тому же в эмоционально приподнятой форме, сразу же получила
широкий общественный резонанс, легко вписалась в существующую идеологическую систему. Более
того, она «так верно воспроизводила общий смысл эпохи, так точно угадывала настроение
современников Филофея, что скоро была усвоена даже правительственными сферами и вошла в
государственные акты», - отмечает исследователь проблемы И. Кириллов*. И соответственно она
оказала огромное влияние на развитие государственной идеологии русского самодержавия. Во всяком
случае между идеей исторического призвания московского государства и идеей самодержавия князей и
царей московских прослеживается вполне определенный и заметный параллелизм. Их появление
совпадает по времени и по источникам. Перенесенные из Византии на Русь, они становятся символом
возросшего политического значения московского государства, его мессианского призвания.
* Кириллов И. Третий Рим. Очерк исторического развития русского мессинизма. М., 1914. С. 27.
Нетрудно увидеть, что идея Москвы как третьего Рима в своем первоначальном варианте имела
прежде всего теологический смысл и относилась не столько к ее политическому могуществу, сколько к
предназначению русского государства быть убежищем «истинного христианства». Однако очень скоро
у нее появился и новый смысл, произошло своеобразное смещение акцентов с религиозного
провиденциализма в сторону идейно-политического обоснования возвышения Московского княжества
как державы. Эту эволюцию отмечает, в частности Кириллов: «Руководящей идеей у Филофея является
идея провиденциализма: все, что совершается в истории, все совершается по мудрому начертанию
Промысла. Затем эта точка зрения у Филофея переходит в теократическую систему управления
земными царствами; в основе же его политической идеологии лежит понятие богоизбранности царства,
которое направляет жизнь, человечества к конечной цели бытия людей на земле; богоизбранный народ
хранит истинную богооткровенную религию. Филофей не раскрывает полного чередования мировых
царств, а непосредственно останавливается на старом Риме, указывает его преемство
Константинополем вторым Римом, и, наконец, переходит к Руси, с богоспасительной Москвою, этим
третьим Римом и последним».
Таким образом, России предписывалась роль хранительницы единственно истинно христианской
православной веры; в свою очередь православие объявлялось «русским», а русское государство
единственным и подлинно христианским и в этом смысле вселенским царством. Московские государи
|