 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
124
Все это, в целом, характеризует содержание, специфику и особенности переживаемой на Западе и во
Франции гуманитарной революции. Темп перемен неуклонно нарастает (в XX в. каждое последующее
поколение живет уже в «другом мире»); более того, одно поколение проживает два, а то и три
качественно различающихся мира. Как утверждает А.Ф. Зотов «Если человечество сможет пройти через
не очень четкую границу между "миром состоянии и "миром трансформаций", — оно обеспечит себе
новое историческое пространство».
Длительная идеологизация истории во Франции деформировала историческую память и
акцентировала ее на каком-либо, всегда идеологически окрашенном, объекте. Поэтому, аисторизм
«новой исторической школы» вполне понятен. По мнению П. Нора, история не нужна по чисто
прагматическим соображениям, потому что она — «невозможна». Мы не в состоянии изменить
произошедшего отсюда беcполезны те или иные интерпретации минувшего; они всегда так или иначе
политически окрашены, а человечество не в состоянии извлечь каких-либо уроков из прошлого, им
всегда движет «страсть к власти», это неискоренимое «зло истории» (А. Глюксман).
Гораздо более актуально понятие исторической памяти. История относится к прошлому (и поэтому
она «невозможна»), а память - к настоящему. История всегда проблематичная и неполная
реконструкция того, чего больше нет. Память же живет в настоящем, она «питается воспоминаниями»
— конкретными или символическими (ценностными), доступными чувствам. Она опирается не на
рацио, абстрактное мышление, а коренится в лимбической зоне мозга — в чувствах, эмоциях, генной
матрице человека.
По мнению представителей «новой исторической школы» история в функциональном значении
памяти анализирует не сами исторические события, а их трансформацию в восприятии людей
различных эпох. Например, если в качестве объекта исследования рассматривается Французская
революция, то анализу подвергается не ее событийный ряд, идеологическая подоплека, а способы
восприятия ее идей, проявляющиеся в отношении к революционным событиям — якобинскому
террору, восстанию в Вандее и др.
Предметом истории в функции памяти является анализ восприятия тех или иных исторических
событий, проявляющийся в праздновании исторических юбилеев, чествовании «героев истории»,
символов культурной традиции. «Открыть историю в настоящем» — было очередной попыткой
верификации национальной идентичности чувственно-эмоциональной сферой человека, состоянием его
подсознания и выражало определенное недоверие логически-рациональному анализу истории.
Складывалась довольно-таки странная ситуация, когда интеллектуальный инструментарий,
используемый самими исследователями, объявлялся «недостоверным», а истинность тех или иных
«впечатлений памяти» устанавливалась, опять-таки, рациональнологически.
Институируя спонтанную память, «новая историческая школа» не определяет состояние
национальной идентичности «на сегодня», а выражает критику современного состояния исторического
сознания и познания. Фактически совершает очередную погрешность в отношении собственного
исторического метода, пытаясь верифицировать национальное самосознание одним из многих, пусть
важных, но не единственных, институтов.
Центр исторических обоснований — национальная идентичность, синоним личности — субъекта
исторического процесса, оказывается усеченной до чувственно-эмоционального отношения индивидов
к действительности, что, антропологически, далеко не полностью характеризует современного
человека. Ценно другое, все ускоряющийся темп перемен, действительно, предельно актуализирует
достоверность национальной аксиологии, социальных институтов и понятий, «своих корней»,
верифицирующих идентичность. Изменения происходят и «во вне» и «внутри» человека, поэтому,
следуя европейской традиции, он постоянно нуждается в таком соотнесении «себя с самим собой»,
которое позволяет ему восстанавливать свою «адекватность», соответствие своих внешних проявлений
внутреннему состоянию, и отстаивать свой суверенитет и исконное чувство «хозяина самого себя» в
жизни. Актуальна и такая проблема, связанная с интерпретацией истории в функции памяти, как
поглощение памяти временем. Постоянно растет число событий, являющихся ценностной символикой
национального самосознания, но и происходит их «ревизия» во времени, в результате которой
человеческий фактор не выдерживает выпадающих на его долю перегрузок, «стирает» в своей памяти
не только второстепенное, но, нередко, и жизненно важное, от чего действительно зависит аутентичный
характер национальной идентичности. Проблема смысла истории концентрируется вокруг временного и