 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
123
водовороте «мест памяти», лишенных опосредованных связей и смоделированных творческим
воображением исследователя, решившего сосредоточить свое внимание на том или ином объекте.
Вместо исторических срезов национальной ментальности, фактически, предлагалась ментальность
самого исследователя, воплощенная в его индивидуальной аксиологии. Память, по мысли авторов
концепции, это «живая история», постоянно актуальный феномен, вечно живуший в настоящем. Она, в
отличие от светского характера истории, имеет сакральное содержание, память не социальна, как
история, ее источник в индивиде и группе, которую она объединяет.
По мнению П. Нора, подлинная историософия возможна лишь как память: «Память есть жизнь,
носителями которой являются живые группы людей, и поэтому она постоянно эволюционирует в
открытой диалектике воспоминания и забвения — диалектике бессознательной в ее непрерывных
смещениях и искажениях, уязвимой во всех ее применениях и использованиях, долго пребывавшей в
сокрытости, но все же способной к внезапному оживлению. История — это всегда проблематичная и
неполная реконструкция того, чего больше нет. Память — всегда актуальный феномен, связь, живущая
в вечно-настоящем... Память аффективна и магична, она приспосабливается только к тем частностям,
которые ей удобны; она питается туманными, смещенными, объемлющими многое или не
привязанными ни к чему в отдельности воспоминаниями — конкретными или символическими,
доступными чувствам во всех своих перемещениях, затенениях, внутренней цензуре или проекциях.
История как интеллектуальное, светски ориентированное предприятие требует анализа и
критического рассмотрения. Память возводит воспоминание в святыню, тогда как история вытесняет
воспоминание и делает его прозаическим, источник памяти — в группе, которую она объединяет;
памятей, по выражению Хальбвакса, столько же, сколько групп, память по природе своей множественна
и способна умножаться, она плюралистична и индивидуализирована. История, напротив, принадлежит
всем и никому, и это определяет ее направленность к универсальному. Память коренится в конкретном
— в пространстве, жесте, образе и объекте. История же соотносится только с временными
непрерывностями, с эволюцией и смещающимися отношениями вещей. Память абсолютна, а истории
ведомо только относительное»*.
* Les lieux de memoire. Vol. 1. Р. XIX цит. по: Вопросы философии. 1988. ¹6. С.77.
Действительно, современное общество может быть охарактеризовано как массовое. Растет его
атомизация и маргинализация. Если в XIX в. «средний человек» был, по меткому определению К.
Леонтьева, «существом, исковерканным нервным чувством собственного достоинства», то в конце XX
в. общество в огромном своем большинстве состоит из людей «окраины», утративших «свои корни»,
свою идентичность и самосознание.
Ввиду этого актуальной задачей истории становится изучение механизмов культурной
преемственности, «сохранения и удержания жизни, обеспечения жизнеспособности общества» (А.Н.
Яковлев).
Иными словами, в исторической интерпретации прошлого речь должна идти не о «закономерностях»
исторического развития, а об эволюции общества, его институтов, традиций, национальной аксиологии,
словом, обо всем, что обеспечивает жизнеспособность данного социального организма. Именно этой
цели и было посвящено исследование французских историков, попытавшихся вновь верифицировать
национальную идентичность памятью.
К этому имелись веские основания. В XX в. произошел глубокий и, по-видимому, в чем-то
непреодолимый разрыв между прошлым и настоящим. В течение столетия потреблено энергетических и
минеральных ресурсов столько же, сколько за всю предшествующую историю человечества,
соответственно 90 процентов потребляемых нами материальных ценностей произведено на протяжении
жизни 2—3 последних поколений людей. «Во Франции за двадцать девять лет между 1910 г. и началом
второй мировой войны, уровень индустриального производства поднялся лишь на пять процентов. А за
какие-то семнадцать лет, между 1948 и 1965 годами, — приблизительно на двести двадцать»*.
* Тоффлер А. Футурошок. СПб., 1997. С. 21.
Знаменателем всех этих изменений становится такое ускорение жизни, которое ведет к ее
самообращенности, жизнь как бы поглощает самое себя. Сегодня доля возобновляемой энергии
составляет всего 10 процентов от общего объема энергии, потребляемой человечеством.