 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
122
неизменности мышления во времени и характеризуют лишь психологические особенности индивидов,
обусловленные, скорее, типом их темперамента, чем радикальными изменениями в подсознании.
* См.: Duby G. Histoire des mentalites. Histoire et ses methodes. Paris, 1961
Одни представители школы «Анналов» абсолютизировали значение ментальности как «коллективного
сознания» (М. Блок), другие — видели в ней, по преимуществу, индивидуальное сознание,
иллюстрирующее свое отношение к «коллективному» (Л. Февр). Как бы то ни было, изучение
ментальности свидетельствовало об интересе к временным образам человека, своего рода историческом
импрессионизме, стремящимся «остановить мгновение», чтобы восстановить исторически
определенный способ «быть человеком». Необходимо, однако, отметить, что внимание к
«маргинальным» или «периферийным» областям человеческой жизнедеятельности — обыденной
жизни, бытовым характеристикам, девиантным проявлениям, к «бессознательному» в целом, как бы
ставило под сомнение самое важное в европейской антропологической эволюции — собственно
исторические типы рациональности и их судьбу. От исследователей ускользала целостность образа
человека в истории, не подлежащая произвольному членению на рациональное и бессознательное,
социальное и биологическое в нем. Как правило, историки ментальностей оперировали национальной
аксиологией, мышлением, поведением, чувственно-эмоциональной сферой, основанием которых, по их
мнению, служило бессознательное или культурно-исторические архетипы, словом все то, что
идеологизировало историю, препоручая ей реконструкцию образа прошлого в соответствии с задачами
сегодняшнего дня. Ментальность нередко трактовали как антитезу рациональности и
интеллектуализму, усматривая в ней аутентичные черты и свойства национальной идентичности. Она
стала полем идеологического противоборства между правыми и левыми в эпоху так называемого «дела
Дрейфуса», когда правые толковали ее как национальное достояние, а левые усматривали в ней
демократические ценности, прежде всего либерализм и терпимость французской нации. Эти, по
существу, разные трактовки национальной идентичности на самом деле были двумя сторонами одной
медали. Если первая апеллировала к биологическому, эмоционально-чувственному, то вторая — к
социальному.
2.11. Новая историческая школа. П.Нора
События мая-июня 1968 г. продемонстрировали глубокий кризис идентичности, поразивший
французское общество. Они же понудили французских историков и философов повернуться к истории
лицом, осознать, говоря словами А. Мальро, что «именно наследие прошлого дает им средство борьбы с
величайшей силой инстинкта»*.
* Цит. по: Политика и экономика производства и проката фильмов во Франции. М., 1980. С. 38—40
Результатом научного анализа событий, потрясших Францию стало издание серии из 4 книг под
названием «Места памяти»*, в подготовке и написании этого труда приняли участие 60 ведущих
историков Франции, научным редактором издания стал Пьер Нора, один из основоположников «новой
исторической школы» во Франции**. Концептуально, в методологическом плане исследование
наследовало одновременно и школе «Анналов», и структурализму. С первым направлением его
сближало внимание к различным пластам исторического сознания, отражавшим самосознание той или
иной исторической эпохи, отличала же направленность на современность, желание посредством
инвентаризации «мест памяти», в которых заключена национальная аксиология, верифицировать
современную идентичность. Если в центре внимания «анналистов» были «структуры повседневности»,
то авторы «мест памяти» больше внимания уделяют «национальной памяти», ее трансляциям во
времени.
* Les lieux de memoire. Sous la direction de Pierre Nora. Paris, Vol. 1-2 1984—1986.
** См. подробнее: Автономова Н.С., Караулов Ю.Н., Муравьев Ю.А. Культура, история, память. // Вопросы философии.
1988. ¹ 6.
Отношение к истории не как к непрерывному развитию национальных целостностей, а как к
разрозненным «местам памяти», которые структурально разбросаны по всему историческому
пространству Франции, но слабо иерархизированы и связаны между собой, сближало «новую
историческую школу» со структурализмом. Непрерывная картина истории как бы растворялась в