111
идей» Руссо, серьезно предупредив мир о том что социальное прожектерство не только утопия, но и
жестокая реальность.
2.5. Французская романтическая историография. Ф. Гизо, О. Тьерри, Ф. Минье, Ж. Мишле
Послереволюционная Франция ответила романтической рефлексией на ужасы якобинского террора.
А романтизм в целом явился ответной реакцией на антиисторизм руссоистского течения французского
Просвещения, подготовившего Революцию. Говоря об общих основаниях сравнительно-
сопоставительной характеристики историко-философских представлений Романтизма и Просвещения,
необходимо отметить, что романтики воспринимали разрыв между прошлым и настоящим как
разделение между добром и злом, эстетическим и рациональным видением мира. Романтизм выступил
против материализма, рационализма и холодной рассудочности Просвещения, заявив о себе и как о
мировоззренческой системе, и как о философско-эстетической теории. Для него была характерна
попытка придать онтологический статус эстетическому отношению к действительности, а
историческим представлениям романтиков был свойственен философский плюрализм, выражавшийся в
идее достижения всеобщего прогресса через всестороннее развитие отдельных наций. Романтизму
принадлежит и глубоко историософское определение личности как концентрированного выражения
национальных качеств. Самоценность личности определялась ее субъектной ролью в историческом
процессе, а познание мира рассматривалось в качестве самопознания. Все это не противоречило «линии
Декарта» во французском Просвещении. Аналогичным образом рассматривалась и проблема
взаимодействия личности и общества в истории, романтики безусловный приоритет отдавали личности.
Более того, индивидуализм рассматривался как философско-эстетическая категория романтизма. С
ним связано и возникновение жанра романтической историографии. Однако историкам Ф. Гизо, О.
Тьерри, Ф. Минье принадлежит и приоритет во введении в оборот понятий «классы» и «классовая
борьба». Они отдают безусловный приоритет социальной истории. Ф. Минье в исследовании «История
Французской революции с 1789 до 1814 года» характеризует французскую историю как борьбу классов
аристократии и «третьего сословия». Жозефу де Местру принадлежит антируссоистская концепция
природы человека, восходящая к его изначальному каннибализму. Он интерпретирует историю как
действие подсознательных инстинктов и страстей, не подвластных контролю разума. Отсюда
проистекает и оценка Просвещения как деструктивного явления во французской истории. Особенно
неприемлемы для де Местра просветительская концепция личности, прав человека и «общественного
договора». Он, в духе романтической традиции, отдает безусловный приоритет историческим
традициям, обычаям и нравам перед юридически оформленными «правами человека».
Во многом сходную позицию занимает и Рене де Шатобриан, который также критикует Просвещение
как предпосылку и идеологическое обоснование революции. Его представления об историческом
процессе носят циклический характер и в античной истории (задолго до О. Шпенглера) он находит
аналоги Французской революции. Апология христианства и его «благотворного влияния» на историю и
культуру находят у Шатобриана выход в «Гении христианства», где он идеализирует европейское
средневековье.
Влияние немецкого романтизма на отношение к истории особенно заметно проявилось в трудах Ж.
Мишле. В центре его внимания «дух народа» как актуально действующий феномен мировой истории,
обусловливающий ход и особенности исторического процесса. Большое внимание Мишле уделяет
патриотизму и укорененности в истории, которые понимает как привязанность к земле и сохранение
национально-культурной идентичности. Социокультурные аспекты историографии Мишле включают в
себя противопоставление почвы и «корней» буржуазному космополитизму. Отсюда проистекает
идеалистическая интерпретация причин Французской революции и апологетика действий «народных
масс». Исследование оппозиций «народных инстинктов» политической кауизистике партий позволило
Мишле сформулировать и ввести в научный оборот понятие «национальный менталитет».
Это привело к усилению его внимания к биосоставляющим ядра французского этноса. Вслед за О.
Тьерри, писавшим: «Все сходятся на том, что Франция является нацией, образовавшейся в результате
расового смешения (позднее будут говорить иначе "метисажа"). В процессе длительных конвульсий
десять народов, сынами которых мы являемся, смогли в конце концов стать одним»*. И Ф. Гизо,
вопрошавшим: «Кто вам сказал, что вы германцы, а мы галлы?». Ж. Мишле, сравнивая этнические
процессы с процессами, протекающими в органической химии, писал: «Франция сама стала тем, что она
есть, из тех элементов, из которых могла получиться любая другая смесь. Те же самые химические
|