 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
87
взаимодействие между собой – важный момент, который непременно должен быть проанализирован,
без чего зачастую нельзя понять ни оттенки художественного содержания, ни своеобразие
воплощающей его формы. Так, в стихотворении Лермонтова «Дума» размышления поэта о своем
поколении сопровождаются рядом однопорядковых образов (используется прием повтора),
выражающих состояние бессилия, пустоты, бессмысленности: «ровный путь без цели», «пир на
празднике чужом», «тощий плод, до времени созрелый», «едва касались мы до чаши наслажденья»,
«зарытый скупостью и бесполезный клад». Этот ряд образов ведет к последнему, финальному, самому
выразительному и подводящему итог всему стихотворению: «И прах наш, с строгостью судьи и
гражданина, / Потомок оскорбит презрительным стихом, / Насмешкой горькою обманутого сына / Над
промотавшимся отцом». Исследование образного строя и его композиции в данном случае позволяет
проникнуть не только в смысл рациональных рассуждений поэта, но и в эмоциональный мир
стихотворения, уловить силу и остроту лермонтовской тоски и горечи, силу его презрения к
собственному поколению, не исключая из него и самого себя. Становится понятен и принцип единства
произведения, который осуществляется прежде всего композиционными средствами.
Вообще построение образной системы часто вносит единство и целостность даже и очень
разнородные по составу композиционные элементы произведения; в этом состоит одна из функций
композиции. Так в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» особое значение имеет перекличка образов
в ершалаимских и московских главах (снова применен прием повтора). Это образы (часто имеющие
символическое значение) солнца, луны, «черной желтобрюхой тучи», грозы и некоторые другие. Они
создают смысловую и эмоциональную связь между событиями в Москве и в древнем Ершалаиме,
работают на создание смыслового, эмоционального и эстетического единства произведения, по-своему
подчеркивая ту мысль, что, несмотря на разницу в двадцать веков, речь-то и в том и в другом случае
идет об одном и том же: о человеческой натуре, трусости и храбрости, нравственной ответственности и
совести, добре и зле, свете и тьме. Композиционное единство образной системы романа является здесь
отражением представлений Булгакова о единстве мира.
Вообще к повторяющимся образам в композиции произведения следует проявлять повышенное
внимание: они зачастую не только служат объединяющим целое моментом, но и несут повышенную
смысловую нагрузку, воплощая какую-то важную для автора мысль. Так, в поэме Твардовского
«Теркин на том свете» повторяющийся образ «пушки к бою едут задом» настойчиво указывают
читателю на иносказательный смысл образной системы произведения, напоминают о необходимости
самому мыслить над строками этого рассказа, который сам автор определяет как «необычный, может
статься; странный, может быть, подчас», раскрывая авторский подтекст фантастического сюжета и
образности:
Суть не в том, что рай ли с адом,
Черт ли, дьявол – все равно...
Пушки к бою едут задом –
Это сказано давно.
Столь же, а может быть, и более важную смысловую и эмоциональную нагрузку несет
повторяющийся образ дороги в поэме Гоголя «Мертвые души». Являясь то в путешествиях Чичикова,
то в авторских отступлениях, этот образ противостоит мертвому застою русской обыденной жизни,
указывая на движение, на живые силы Руси, и композиционно подготавливает один из ключевых
образов поэмы – образ скачущей тройки.
Важны для композиции произведения не только повторяющиеся, но и противопоставленные друг
другу образы. Так, во многих произведениях Есенина («Сорокоуст», «Я последний поэт деревни...» и
др.) наличествует важное в смысловом отношении композиционное противопоставление образов города
и деревни, мертвого и живого, причем живое для Есенина воплощается в образах природы (всегда
одушевленной у поэта), дерева, соломы и т.п., а мертвое – в образах железа, камня, чугуна – то есть
чего-то тяжелого, косного, неестественного, противостоящего нормальному течению живой жизни: