 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
345
парламентского режима означает, по мнению Дюги, гибель римской, королевской, якобинской,
наполеоновской, коллективистской формы государства, на смену которой приходит более широкий и
более гибкий государственный строй, обеспечивающий социальную солидарность.
Дюги признавал, что в определенный момент истории Францией управляла буржуазия; однако
политическая эволюция, по его мнению, движется к такому политическому строю, "где главная сила
будет принадлежать не какому-либо привилегированному классу, но действительному большинству из
представителей всех классов и всех партий. Господству класса должен наступить конец, — заявлял
Дюги, — мы отказываемся от господства как пролетарского класса, так и буржуазного".
Дюги предлагал ряд преобразований в государственном строе Франции. Палата депутатов должна
избираться по пропорциональной системе, чтобы в ней полнее были представлены все существующие
партии. Сенат должен стать представительством синдикатов.
"Верное решение проблемы двух палат заключается в системе, которая обеспечивает в одной палате
представительство индивидов, а в другой — представительство социальных групп или
профессиональное представительство". Дюги полагал, что в сенате должны быть представлены
различные промышленные и художественные силы, действующие в стране, "коммунальные и семейные
группы, сельскохозяйственные, промышленные, научные и даже религиозные организации". Это будет
"высший трибунал, составленный из представителей всех классов поровну и призванный судить о
законности закона".
Отношения между классами будут регулироваться договорами, конвенциями, санкционированными
государством с точки зрения их соответствия социальной норме солидарности.
В противоположность теоретикам либерализма Дюги уделял большое внимание положительным
обязанностям государства. Он считал, что государство должно обеспечить всем минимум образования,
найти работу по специальности, обязать всех работать, дать средства существования тем, кто не
способен к труду. Норме солидарности соответствуют законы о всеобщем образовании,
здравоохранении, социальном обеспечении, охране труда и др.; принятие этих законов, рассуждал
Дюги, свидетельствует о социализации права.
В конечном счете, утверждал Дюги, все экономические и социальные функции распределятся между
различными классами, которые получат определенную юридическую структуру и оформятся в систему
синдикатов, договорным путем решающих проблемы их отношений в соответствии с нормой
социальной солидарности. При системе синдикатов центральная власть правительства примет
совершенно другой характер и сведется к функциям контроля и надзора. Государство сохранится, но
только как система социально полезных служб, а не публичная власть, командующая обществом.
В учении о праве Дюги отходит от принципов и понятий юридического позитивизма. Ставя норму
социальной солидарности выше государства и созданного им права, Дюги утверждал, что закон, не
соответствующий этой норме, "как бы не существует". Многочисленными примерами практики он
доказывал, что многие новые отношения и институты не вмещаются "в узкие заплесневелые рамки
старой юридической техники". Дюги одобрял судебные решения, которые хотя и противоречат
"запретительным устаревшим текстам", но соответствуют, по его мнению, общественной солидарности.
Идеи Дюги, изложенные к тому же в довольно дерзкой манере, произвели сильное впечатление на
современников. Сторонники социализма поначалу отвергали их целиком и полностью. Буржуазные
теоретики отнеслись к ним скептически; декан Тулузского университета Морис Ориу (см. § 3 гл. 26)
даже усмотрел в концепции Дюги "проповедь одного из видов анархизма и к тому же наиболее
опасного из всех".
Однако влияние теории Дюги на политико-правовую идеологию и практику было глубоким и
долговременным. В России идеи Дюги нашли своеобразное преломление в концепции М. М.
Ковалевского (см. § 3 гл. 24). На идеи Дюги о "социальных функциях" права благожелательно
ссылались А. Г. Гойхбарг и другие советские юристы 1918—1920 гг. Затем доктрина синдикалистского
(корпоративного) государства была воспринята в Италии фашистской партией, пришедшей к власти в
результате октябрьской революции 1922 г. "Хартия труда" (1927 г.) провозглашала моральное,
политическое и экономическое единство итальянской нации в корпоративном государстве. Труд и
частное предпринимательство объявлялись социальным долгом; сотрудничество классов работодателей
и работников обеспечивалось системой корпоративных органов и синдикатов, представленных в
структуре высших органов фашистского государства. По существу же, это государство было
полутоталитарным, диктаторским, основанным на режиме личной власти Муссолини и партийных
функционеров. К некоторым идеям корпоративного государства склонялись также (при режиме