 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
175
распространении в государствах наших к пользе общего блага и пожитку подданных наших, купечества
и всяких художеств (ремесел), рукоделий, которыми все прочие благоучрежденные государства
процветают и богатятся".
Однако под "общим благом" практически разумелось прежде всего укрепление господствующего
класса феодалов, расширение его привилегий, ужесточение крепостничества. Именно при Петре I
крепостное право в России приняло наиболее грубые формы, ничем не отличаясь от рабства. Помимо
расширения и укрепления крепостничества резко выросла торговля крепостными — продажа вообще,
продажа одиночками, не семьями, отдельно от земли. Царь неоднократно выражал недовольство тем,
что крепостных продают в розницу, "как скотов, чего во всем свете не водится и от чего немалый вопль
бывает". Но он же попустительствовал тому, что указы о запрете продажи крестьян в одиночку,
отдельно от земли, о запрете принуждать их к браку оставались невыполненными, равно как и указы
против расточительных и жестоких помещиков. Жесткие требования к дворянству, касавшиеся
обязательной службы, грозный тон и непреклонность царских велений, угрозы за нарушения указов
компенсировались потаканием дворянскому произволу по отношению к крепостным.
Идея "общего блага", даже "всенародной пользы" была присуща многим абсолютным монархиям
того времени. Суть ее сводилась к тому, что лишь монархи знают, что именно необходимо их
подданным и стране в целом. И на Западе, и в России концепция просвещенного абсолютизма была
основана на высокомерном и презрительном отношении к народу, как к темной, непросвещенной,
пассивной массе. Идеи "общего блага" в ряде петровских указов сопровождались рассуждениями о
глупости и ленивости народа, который может и должен быть облагодетельствован только при помощи
насилия и принуждения: "Всем известно, что наши люди ни во что сами не пойдут, ежели не
приневолены будут". Отсюда необычная даже для той эпохи жестокость ряда указов, обилие угроз,
особенно "подлому люду", батогами, палками, штрафами, каторгой, тюрьмой, цепями.
Преодоление отсталости страны осуществлялось свойственными абсолютизму методами
административного вмешательства во все стороны жизни подданных, всесторонней опеки,
полицейского надзора и принуждения. В указах подробно, во всех деталях, описывается, как сеять
коноплю, получать пеньку, выделывать кожу (только с салом, но не с дегтем), убирать хлеб (косами и
граблями, но не серпами), причем исполнителям предписывается строго карать ослушников: "Ибо сами
знаете, что добро и надобно, но наши люди без принуждения не сделают".
Самодержавное государство Петра официально прославляло полицию, о которой в одном из
регламентов говорилось: "Оная споспешествует в правах и правосудии, рождает добрые порядки и
нравоучения... принуждает каждого к трудам и к честному промыслу... полиция есть душа государства
и всех добрых порядков, фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности".
Обрушивая на подданных лавину указов, Петр был обеспокоен малой эффективностью многих из его
предписаний. Проблема усложнялась и тем, что гигантски выросший за время его реформ чиновничий
аппарат был пропитан духом взяточничества, казнокрадства, своеволия, ябедничества. Далеко не все
указания центральной власти, порой противоречащие одно другому и сильно устаревшему
законодательству, практически осуществлялись. Отсюда — сетования царя на беззакония, его попытки
организовать "полезную юстицию", наладить режим неуклонного исполнения велений царской власти.
"Всуе законы писать, когда их не хранить, или ими играть, как в карты, прибирая масть к масти, чего
нигде на свете так нет, как у нас было, а отчасти и еще есть", — говорилось в одном из указов Петра.
Предписывая вершить все по закону, царь грозил, что кто указ преступит, "казнен будет смертию безо
всякие пощады".
В эпоху петровских реформ наука, культура, опыт более развитых стран Западной Европы
использовались для совершенствования промышленности, военного дела, законодательства,
государственного аппарата, всех областей жизни. Воспринимая этот опыт, Россия приобщалась к
мировой цивилизации, к передовой материальной и духовной культуре. Вместе с тем насильственное
ускорение приобщения, административные методы и сословно-классовые основы насаждения
иностранных образцов дали побочный результат в виде преувеличенного и показного восприятия
российским дворянством иностранного вообще. Знание и признание иностранного расценивалось как
обязательный внешний показатель послушания представителей служилого сословия, их способностей к
службе и карьере, и, наоборот, приверженность к допетровским обычаям и нравам считалась
непокорностью, упрямством, проявлением тупости.
В политико-правовой идеологии иностранные влияния тоже порой сводились к воспроизведению
модных иностранных терминов. Однако на теоретическом уровне политико-правового сознания