37
путь земных страданий.
Изображенные Рублевым ангелы едины между собой, но не одинаковы. Их согласие достигается
единым ритмом, движением в круге. Вообще на рублевской «Троице» как на классическом
произведении можно проследить все основные принципы русской иконы. В «Троице» круг (с древности
символ гармонии) как таковой визуально отсутствует, но он подчеркнут пластикой тел, позами,
изгибом рук,
наклоном голов, вторящим им наклоном дерева, очерком ангельских крыльев. В иконе
Рублева как бы чувствуется дыхание античной гармонии, в XV в. привлекавшей и западноевропейских
мастеров. Легкая асимметрия в расстановке фигур нарушает статику, придает едва уловимое движение
всей сцене. Здание и дерево выступают как символ архитектурного фона и пейзажа. Между ними и
фигурами нет перспективного соответствия, ибо икона не оперирует линейной и воздушной
перспективой, как живопись нового времени. Здесь столько точек зрения, сколько важных, по мысли
автора, объектов, что помогает наиболее полно высказать идею. И все линии сходятся на центральной
фигуре Христа. К нему привлекает внимание и наиболее яркий, насыщенный цвет его одежд:
вишневого хитона и синего гиматия. Они гармонируют с синими хитонами Бога-Отца и Святого Духа.
Их фигуры изображены в легком, изящном развороте, в то время как центральная почти не
подвергается перспективным сокращениям, что характерно для главных персонажей в иконе.
Соединение двух ракурсов сверху и с высоты человеческого роста помогает лучшему зрительному
восприятию иконы, и мы еще отчетливее видим не пиршественный стол, а лишь евхаристическую
чашу. Фигуры Троицы размещены на золотом фоне в рассеянном освещении, их лики не моделированы
светотенью, ибо прямой свет, резкие тени могут придать изображенному характер случайного,
заслонить наиболее важное. Иконописец же ищет извечного, вечной сущности. В рублевской «Троице»
это идея величайшей любви и послушания, готовности к жертве во имя великой цели. Все действие
разворачивается в плоскости иконной доски, в двух планах: фигуры ангелов и фон, причем фигуры не
подчеркивают глубину. Это не естественный, какой-то ограниченный кусок пейзажа, а некое
метафизическое пространство, некая безграничная идеальная протяженность, где пребывает триединое
божество.
Все поражает в «Троице»: композиция, подчиненная плоскости иконной доски, симфоническое
богатство ритмов, безупречная чистота и тончайшая гармония красок с их трехкратным звучанием
драгоценной ляпис-лазури «голубца», как называли эту краску на Руси, и красота, которой славилась
живопись Рублева. Действительно, как писал исследователь, Андрей Рублев создал этот образ в один из
счастливейших моментов вдохновения, которое бывает только у гениев.
Творческая жизнь Рублева была, видимо, очень активной. Он расписывал храмы Москвы,
|