 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
173
уже говорилось, Борисова-Мусатова, Рериха, Чюрлениса. В живописи Кузнецова и его сподвижников
оказалось немало точек соприкосновения с поэтикой Бальмонта, Брюсова, Белого, только они
приобщались к символизму через оперы Вагнера, драмы Ибсена, Гауптмана и Метерлинка. Выставка
«Голубой розы» представляла некий синтез: на ней выступали поэты-символисты, исполнялась
современная музыка. Эстетическая платформа участников выставки сказалась и в последующие годы, и
название этой выставки стало нарицательным для целого направления в искусстве второй половины
900-х годов. На всей деятельности «Голубой розы» лежит также сильнейший отпечаток воздействия
стилистики модерна (плоскостно-декоративная стилизация форм, прихотливость линейных ритмов).
В произведениях Павла Варфоломеевича Кузнецова (1878– 1968) отражены основные принципы
«голуборозовцев». В его творчестве воплощена неоромантическая концепция «прекрасной ясности»
(выражение поэта М. Кузмина). Кузнецов создал декоративное панно-картину, в котором стремился
абстрагироваться от житейской конкретности, показать единство человека и природы, устойчивость
вечного круговорота жизни и природы, рождение в этой гармонии человеческой души. Отсюда
стремление к монументальным формам живописи, мечтательно-созерцательной, очищенной от всего
мгновенного, общечеловеческие, вневременные ноты, постоянное желание передать одухотворенность
материи. Фигура – только знак, выражающий понятие; цвет служит для передачи чувства; ритм – для
того, чтобы ввести в определенный мир ощущений (как в иконописи – символ любви, нежности, скорби
и пр.). Отсюда и прием равномерного распределения света по всей поверхности холста как одна из
основ кузнецовской декоративности. Серов говорил, что природа у П. Кузнецова «дышит». Это
прекрасно выражено в его Киргизской (Степной) и Бухарской сюитах, в среднеазиатских пейзажах.
(«Спящая в кошаре» 1911 г., как пишет исследователь творчества Кузнецова А. Русакова, – это образ
мечтательного степного мира, покоя, гармонии. Изображенная женщина – не конкретное лицо, а
киргизка вообще, знак монгольской расы.) Высокое небо, безбрежная пустыня, пологие холмы, шатры,
стада овец создают образ патриархальной идиллии. Извечная, недосягаемая мечта о гармонии, о
слиянии человека с природой, которая во все времена волновала художников («Мираж в степи», 1912,
ГТГ). Кузнецов изучал приемы древнерусской иконописи, раннего итальянского Возрождения. Это
обращение к классическим традициям мирового искусства в поисках своего большого стиля, как верно
замечено исследователями, имело принципиальное значение в период, когда нередко вообще
отрицались какие-либо традиции.
Экзотика Востока – Ирана, Египта, Турции – претворена в пейзажах Мартироса Сергеевича Сарьяна
(1880–1972). Восток был естественной темой для художника-армянина. Сарьян создает в своей
живописи мир, полный яркой декоративности, более страстный, более земной, чем у Кузнецова, причем
живописное решение всегда построено на контрастных соотношениях цвета, без нюансов, в резком
теневом сопоставлении («Финиковая пальма, Египет», 1911, карт., темпера, ГТГ). Заметим, что
ориентальные произведения Сарьяна с их цветовыми контрастами появляются раньше работ Матисса,
созданных им после путешествия в Алжир и Марокко.
Образы Сарьяна монументальны благодаря обобщенности форм, большим красочным плоскостям,
общей лапидарности языка – это, как правило, обобщенный образ Египта ли, Персии, родной Армении,
сохраняющий при этом жизненную естественность, как будто написан с натуры. Декоративные полотна