 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
161
Уже упоминавшийся промышленник и меценат Савва Мамонтов сыграл очень большую роль в
жизни Врубеля. Абрамцево связало Врубеля с Римским-Корсаковым, под влиянием творчества
которого художник пишет и свою «Царевну-Лебедь», исполняет скульптуры «Волховы», «Мизгиря» и
пр. В Абрамцеве он много занимался монументальной и станковой живописью, он обращается к
фольклору: к сказке, к былине, итогом чего явились панно «Микула Селянинович», «Богатыри».
Врубель пробует силы в керамике, делая скульптуры в майолике. Его интересует языческая Русь и
Греция, Ближний Восток и Индия – все культуры человечества, художественные приемы которых он
стремится постигнуть. И каждый раз почерпнутые им впечатления он претворял в глубоко
символические образы, отражающие все своеобразие его мироощущения.
Самые зрелые свои живописные и графические произведения Врубель создал на рубеже веков – в
жанре пейзажа, портрета, книжной иллюстрации. В организации и декоративно-плоскостной трактовке
холста или листа, в соединении реального и фантастического, в приверженности к орнаментальным,
ритмически сложным решениям в его произведениях этого периода все сильнее заявляют о себе черты
модерна.
Как и К. Коровин, Врубель много работал в театре. Лучшие его декорации исполнены к операм
Римского-Корсакова «Снегурочка», «Садко», «Сказка о царе Салтане» и другим на сцене Московской
частной оперы, т. е. к тем произведениям, которые давали ему возможность «общения» с русским
фольклором, сказкой, легендой.
Универсализм дарования, беспредельная фантазия, необычайная страстность в утверждении
благородных идеалов отличают Врубеля от многих его современников.
Творчество Врубеля ярче других отразило противоречия и мучительные метания рубежной эпохи. В
день похорон Врубеля Бенуа говорил: «Жизнь Врубеля, какой она теперь отойдет в историю,– дивная
патетическая симфония, то есть полнейшая форма художественного бытия. Будущие поколения... будут
оглядываться на последние десятки лет XIX в., как на "эпоху Врубеля"... Именно в нем наше время
выразилось в самое красивое и самое печальное, на что оно было способно».
С Врубелем мы входим в новое столетие, в эпоху «серебряного века», последнего периода культуры
петербургской России, находящейся вне связи как с «идеологией революционаризма» (П. Сапронов),
так и «с давно переставшими быть культурной силой самодержавием и государством». С началом века
связан взлет русской философско-религиозной мысли, высочайший уровень поэзии (достаточно назвать
Блока, Белого, Анненского, Гумилева, Георгия Иванова, Мандельштама, Ахматову, Цветаеву,
Сологуба); драматического и музыкального театра, балета; «открытие» русского искусства XVIII века
(Рокотов, Левицкий, Боровиковский), древнерусской иконописи; тончайший профессионализм
живописи и графики самого начала столетия. Но «серебряный век» был бессилен перед
надвигающимися трагическими событиями в шедшей к революционной катастрофе России, продолжая
пребывать в «башне из слоновой кости» и в поэтике символизма.
Если творчество Врубеля можно соотнести с общим направлением символизма в искусстве и
литературе, хотя, как всякий большой художник, он и разрушал границы направления, то Виктор
Эльпидифорович Борисов-Мусатов (1870–1905) –прямой выразитель живописного символизма и один
из первых ретроспективистов в изобразительном искусстве порубежной России. Критики того времени