 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
правовым институтам. Готовый законопроект был особо обсужден на съезде ассоциации германских
правоведов, и хотя не вызвал безусловного одобрения, был рекомендован к принятию.
В январе 1896 г. бундесрат передал скорректированный (в части применения международного
частного права) проект в райхстаг. Комиссия райхстага внесла значительные поправки. По требованиям
национал-либералов был введен более свободный режим деятельности обществ и союзов. По
требованию социал-демократов изменены некоторые слишком архаичные нормы брачно-семейного
права. В июле 1896 г. райхстаг принял проект уложения в третьем чтении, затем после утверждения
бундесратом и императором 18 августа 1896 г. ГГУ стало общегерманским законом.
Предусматривалось, однако, что введение в действие нового кодекса откладывается до 1 января 1900 г.
Одновременно с ГГУ вошел в силу и новый Торговый кодекс (1897 г.), новые положения о регистрации
земельной собственности и др.
Система и общая доктрина уложения
Гражданское уложение было обширным кодексом (2385 ст.). Его юридическая система отличалась от
крупнейших сводов частного права рубежа XVIII-XIX вв. и была сходна построению Саксонского
гражданского уложения. Такое построение восходило к научной традиции рецепированного в Германии
римского права и получило название пандектной системы.
В 1-й книге («Общая часть») были кодифицированы правоположения о статусе лиц как
физических, так и юридических, о юридических действиях, волеизъявлении, осуществлении
гражданских прав и самозащите. Во 2-й книге («Обязательственное право») излагались порядок
ответственности по обязательствам, правила заключения договоров, а также конкретные нормы
регулирования отдельных договоров и обязательств. В 3-й книге («Вещное право») были
охарактеризованы вещные права, порядок приобретения и утраты собственности и владения,
правомочия пользователей и др. 4-я книга посвящалась брачно-семейному праву. 5-я книга
–
наследственному праву, включая договоры о наследовании.
ГГУ было принято совместно с т. н. Вводным законом (в 218 ст.). Это был своего рода мини-кодекс,
где характеризовался порядок применения общеимперского гражданского права. Вводный закон
большое внимание уделил взаимоотношению имперского гражданского права с земским
законодательством. Это было тем более важно, что большинство предписаний земского права
сохранялось нетронутыми. Прямо предусматривалось, что новое гражданское право не связывает
своими предписаниями владетельных государей, князей, титулованных владельцев земель особого
статуса. Не распространялось оно на разного рода вотчинные права, которые корнями своими уходили в
феодальное право земельной собственности: право охоты, использования вод, разного рода регалии,
крестьянские права наследственной аренды. Вводный закон стремился снять возможную социальную
напряженность из-за неясности новых взаимных прав земельных собственников и крестьянства,
поэтому также признавались нетронутыми все узаконения о помещичье-крестьянских отношениях (ст.
113). Такой нарочитый консерватизм в значительной степени обесценивал общую модернизацию
германского частного права, к которому стремилось ГГУ. Соответственно, с введением уложения в
действие теряли свою силу только совпадающие по содержанию прежние общеимперские законы;
своды земского права, земельные уложения (там, где они прямо не противоречили ГГУ) сохранили
силу надолго.
ГГУ отличалось очень высокой юридической техникой и точным юридическим языком. В этом
смысле оно осталось непревзойденным образцом кодификации. Конечно, оно не было столь
детализированным, как Прусское земское уложение, допускало ссылки на т. н. общие оговорки (чем
давался значительный простор судейскому усмотрению) , а также на разного рода внеюридические
критерии («добрые нравы», «общее благо», «обычаи мест»), но в целом предоставляло хорошие
возможности для однозначного правоприменения. Важным было и то, что составители отказались от
разного рода определений и описаний понятий (что присуще институционной системе, например
Французскому кодексу). Это делало уложение доступным, правда, только правоведам, но и
освобождало закон от возможных перемен в смысле отдельных правил.
Отражая правительственный курс «государственного социализма» и в целом иную традицию
регулирования гражданских прав, ГГУ не было кодексом безусловной частной свободы. В большей
степени его доктрина была социально-направленной. Осуждалось и запрещалось чистое
злоупотребление своим правом, «если целью такого... может быть только причинение вреда другому
лицу» (§ 226). В вещном и обязательственном праве нередки были конкретные ограничения прав под
прямым или подразумеваемым предлогом социальной полезности, в особенности в интересах