 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
69
«J'en ai, par la vertu Dieu: tous les bras
enguoulevezinemasses» (там же).
«Истинный бог, у меня все руки
изуродмочалмолтены» (там же).
Н. Любимов не ставит перед собой задачи воспроизвести смысл частей раблезианских слов-гигантов.
Главное для него — сохранить их общее, а не конкретно-частное содержание и их необычную фор-
му. Словно нанизанные друг на друга междометия, передающие звуки, называющих эти действия,
скреплены глагольными окончаниями в окказиональные слова. Любимовские неологизмы, в которых
сплавились воедино соответствующий контексту смысл и причудливосерпантивная форма,
полностью выполняют поэтическую функцию авторских шутейных слов, верно определенную М.
Бахтиным. Интересно и другое. Н. Любимов создает переводческие окказионализмы там, где не было
авторских. Окказионализм обесчелюстевший соответствует demantibule — слову, употреблявшемуся
в эпоху Рабле и не ушедшему из современной речи, а обезручевший — эквивалент словосочетания. Н.
Любимов неслучайно расширяет плацдарм словесной игры. Во-первых, его окказионализмы вполне в
раблезианском стиле, и ему не достичь бы столь яркого художественного эффекта, переведи он
demantibule описательно (в русском языке нет однословного эквивалента французскому глаголу).
Окказионализм обесчелюстевший словно подталкивает к стилистическому параллелизму —
появлению второго окказионального слова обезручевший, образованному по той же модели. Смелое
переводческое решение (т.е. создание двух окказионализмов в качестве эквивалентов обычным
словам) не только полностью соответствует контексту и стилистике Рабле, но и подготовляет
читателя к восприятию слишком уж необычных, серпантиннодлинных неологизмов. Два
выдуманных переводчиком слова, напоминающих обычные слова и созданных по существующим в
языке моделям (ср. обесчелюстевший и обезручивший — обескрылевший, обессилевший и т. п.), вкупе
с малоупотребительным просторечным растулумбасить становится своеобразным трамплином для
восприятия слов-переростков, смоделированных с необузданной нормой фантазией. Это фон, на
котором появление самых причудливых слов приобретает определенную стилистическую
естественность. Показательно, что у самого Рабле длина и трудность произнесения окказионализмов,
характеризующих удары, «последовательно возрастают с каждым участником игры: если в слове
Удара восемь слогов, то в слове, которое употребляет Луар, их уже тринадцать. Благодаря этим
словам карнавальная необузданность переходит в самый язык этой сцены».*
* Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле. С. 221.
Расхлобытрулуплющенный и прочие словесные спагетти выполняют экспрессивно-характеристическую
функцию, как бы изображая словом само действие. М. Бахтин, комментируя эпизоды избиения
ябедников, пишет по этому поводу, что атмосфера «необузданного карнавального разыгрывания
усиливается тем, что каждый из участников его характеризует преувеличенную (раздутую) степень
своей искалеченности с помощью невероятного по своей чрезмерной длине многосложного слова.
Самые эти слова созданы Рабле не случайно: они должны до известной степени звукописать характер
нанесенного увечья, а своею длиною, количеством и разнообразием составляющих их слогов
(имеющих определенную семантическую окраску) должны передать количество, разнообразие и
силу полученных ударов. Эти слова при произнесении их как бы калечат артикуляционные органы
(«язык сломаешь»)».*
* Там же. С. 221. См. также. С. 224.
Окказионализмы самых различных видов характерны и для пародийных текстов. Умелое их
воссоздание зависит от творческой фантазии переводчика. Приведем несколько примеров, иллюстри-
рующих приемы воспроизведения пародийных отрывков.
У Рабле в главе о том, как Пантагрюэль встретил лимузинца, коверкавшего французский язык, дан
великолепный образец языка латинизаторов. Речь лимузинца — более чем пародия. Это доведенный
до гротеска яркий образчик речи влиятельных сторонников латинизации, которые тянули
французский язык к несвойственным ему формам, словам и конструкциям.
«Nous transfretons la Sequane an dilucule et
crepuscule; nous deambulons par les compites et
quadrivies de 1'urbe; nous despumons la
verbocination latiale, et comme verisimiles
amorabonds, captons la benevolence de 1'omnijuge
«Мы трансфретируем Секвану поутру и ввечеру,
деамбулируем по урбаническим перекрестскусам,
упражняемся во многолатиноречии и, как
истинные женолюбусы, тщимся снискать
благоволение всесудящего,