 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
67
упорядочивать мир и приводить его хоть в какую-то систему — и для практически
поведенческой деятельности, и для душевного комфорта: ведь с убеждением о хаосе и
бессмысленности жизни жить несравненно труднее, а уж о достижении счастья можно,
вероятно, вообще забыть. По этим же причинам названные концепции почти никогда
не встречаются в чистом виде, но всегда с осложнениями, допусками, компромиссами и
т.п. Чаще всего речь идет о хаотичности и бессмысленности собственно человеческой
жизни, и такие представления довольно редко приводят к идее хаотичности всего
мироздания, его абсурдности.
Далее следует отметить, что указанные концепции составляют удел
одиночек,
отдельных личностей. Это естественно, так как никакое общественное устройство на
такой концепции не построишь и никакое общество не объединишь: даже теория и
практика анархизма требует руководящей идеи. Возможны, конечно, очень узкие и
недолговечные кружки, связанные идеей хаоса, но как культурные общности они мало
значимы. Кроме того, мысль о случайности и хаотичности бытия часто возникает у
человека как сомнение, ужасная догадка, дьявольское искушение: таковы, например,
герои Достоевского от «подпольного человека» («Записки из подполья») до Ивана и
Алеши Карамазовых (замечу для ясности: Алеша испытывает это сомнение в
закономерности и осмысленности бытия после того, как тело отца Зосимы обнаружило
«тлетворный дух», даже «упредив естество» — в этом Алеше видится величайшая
несправедливость, что и служит поводом для сомнения). «Дьявол», нашептывавший
соблазнительную идею бессмысленности бытия, являлся к героям Чехова («Скучная
история», «Студент», «По делам службы»), Толстого; этот же соблазн постоянно
испытывал Горький («Из дневника», «Городок Окуров», «Карамора» и другие
произведения), очень сильными были идеи хаоса у русских и зарубежных декадентов:
Малларме, Верлена, Бодлера, З. Гиппиус, Л. Андреева («Так было — так будет»,
«Тьма», «Красный смех», пьеса «Жизнь человека» и др.), Ф. Сологуба («Мелкий бес»,
«Навьи чары», стихотворения, например, «Чертовы качели»). Сологуб между прочим
дал один из выразительнейших поэтических образов беспомощного и потерянного в
бессмысленном и хаотическом мире человека:
Мы — плененные звери,
Голосим, как умеем.
Глухо заперты двери,
Мы открыть их не смеем
Для тех, кто не испытывал подобных философско-психологических и
культурологических состояний, приведем две цитаты из «Войны и мира» Толстого; в
обеих воссоздается внутренний мир Пьера Безухова в те моменты, когда он утрачивает
веру в осмысленность мира, в определенный миропорядок и все представляется ему
бессмысленным хаосом:
«...А офицер прибил <смотрителя> за то, что ему ехать надо было скорее. А я
стрелял в Долохова за то, что счел себя оскорбленным. А Людовика XVI казнили за то,
что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что-то.
Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое
я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?» — спрашивал он себя. И
не было ответа ни на один из этих вопросов...»
(Здесь особо надо отметить, что Пьер перечисляет через союз «а», то есть как бы
в определенной связи, совершенно разнородные явления, так что никакой связи не
получается, а выходит одно лишь хаотическое нагромождение действий и фактов, не
допускающее, очевидно, никакой закономерности.) Второй отрывок: