 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
138
оппонентов этого замысла принять форму глобально организованного субъекта.
Пока существовал социалистический «второй мир», консолидация незападного большинства
планеты затруднялась и социокультурными барьерами, и гегемонистскими притязаниями «второго
мира», и законной настороженностью «третьего мира» в отношении своего непоследовательного
союзника. Но проведение, которому угодно было неожиданно для всех толкнуть демократическую
Россию, совсем было уже собравшуюся в «первый мир», именно в «третий мир», тем самым
подготовило и новый расклад мировых сил, и новую перспективу человечества.
«Третьему миру» предстоит выступить в роли «третьего Рима» — держателя и защитника духа —
против натиска взбунтовавшейся материи, отпущенной Западом на свободу и реабилитированной им.
Западной господской «веселой науке» (Ф. Ницше) — как с пользой для себя и не испытывая
комплексов управлять миром, «третий мир» должен противопоставить науку возрожденной
духовности: как укротить до зубов вооруженного зверя потребительской похоти, готового выпотрошить
планету.
Не менее важной задачей «третьего мира» является альтернативный глобализм или экуменизм*.
Современная западная цивилизация утверждает глубоко профанированный в нравственном и
культурном отношениях «экуменизм мирового рынкам. Носителем этого профанического экуменизма,
начисто забывшего свои державные истоки, является в первую очередь финансовый капитал.
Финансовый рынок, как свидетельствует современная экономическая теория, является наиболее
глобализированным, ускользающим от национального контроля и любых форм традиционной
морально-правовой цензуры.
* Экуменизм - движение за объединение церквей.
Доверить поистине глобальные, затрагивающие судьбы планеты решения этим новым
«экуменистам», которые не только собственно духовную, но и материальную производительную
деятельность считают чем-то глубоко архаичным и недостойным внимания, — значит загнать себя в
ловушку. Если бы «третий мир» в противовес западному глобализму, просто поднял знамя
национализма и изоляционизма, он выступил бы в форме архаическо-ретроградного движения, даже
независимо от характера его нравственных мотиваций. Человечеству, вкусившему духа универсализма
не только в его абстрактно-ценностном выражении, но и на уровне бытовых социальных практик, уже
не суждено вернуться к изоляционизму — никого из сильных волей и духом это бы уже не устроило.
Наконец, необходимо учесть еще одно важное обстоятельство. Безусловно признавая конфликт
между просвещением и моралью — конфликт, доведенный до предела либерально-утилитарной
догматикой позднего Модерна, — мы тем не менее не можем связывать свои надежды с таким
способом разрешения этого конфликта, который предлагают современные фундаменталисты,
призывающие отвергнуть культуру во имя морали. Защищать «нищих духом», отняв у них плоды
просвещения и оставив одну только религиозную мораль — это значило бы, скорее всего, заточить их в
какое-то новое гетто или катакомбную церковь, одновременно отдав дела практические на откуп тому
же Западу.
Альтернатива «третьего мира» отстаивает права жизни и прерогативы морали не путем отступления
в языческий натурализм или катакомбный фундаментализм, не инволюцией в духе доэкономического и
дотехнического общества, а путем придания уже общепризнанному понятию постиндустриализма
высокого духовно-реформационного смысла,
Речь, по-видимому, может идти о весьма содержательной аналогии с другой, тоже рубежной и
милленаристской* эпохой — первохристианской. Там ведь тоже вплотную столкнулись
космополитичный эллинизм, представленный «странниками» античного просвещения, отчасти
стоиками, отчасти эпикурейцами, и христианский универсализм, вдохновленный миссией спасения;
глобализм римской сверхдержавы, воплощающий силу, и глобализм альтерантивный, воплощающий
надежды и солидарность слабых.
* Милленаризм (от англ. mille —
тысяча) — система религиозно-эсхатологических ожиданий, приписывающая
мистический смысл концу тысячелетия — как роковой черты, отделяющей земную историю человечества от страшного суда
и последующего тысячелетнего царства святости и справедливости.
Как же случилось тогда, что наиболее мотивированные, воодушевленные и воодушевляющие других
покинули сторону, воплощающую силу (к тому же выступающую в ореоле высокого Просвещения), и
слились с другой — воплощающей вселенский неуспех?