 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
161
лексического значения, переходя при этом в разряд нарицательных, например: "Под проливным дождем
на склизких, неопрятных асфальтовых мостовых часами стоят взаимно закупорившиеся вереницы
грузовиков, монбланы жратвы, казбеки гастрономических сокровищ" (М.Кольц.). Обозначения
единичных понятий Монблан, Казбек, употребленных как образные метафоры, становятся
нарицательными существительными: указывают на громадные скопления еды, сходные по величине с
двумя высочайшими горными вершинами. Показателен и такой пример из газеты: "Их таскали по
Лубянкам и психушкам" (Комс. пр. 1992. 17 марта) – здесь Лубянки – это не название здания на
одноименной площади в Москве, а вообще все тюрьмы страны.
Чаще всего употребляются в значении нарицательных те собственные существительные, которые
являются именами и фамилиями выдающихся деятелей культуры, истории, политики, имена
литературных персонажей. Подобные примеры русский язык, русская художественная и критическая
литература знают уже очень давно. Всем известны строки Ломоносова: "...Что может собственных
Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать". Герцен писал: "Время Онегиных и
Печориных прошло", "...что так мало пишут об Обломовых". Давно вошли в русский литературный язык
ставшие нарицательными существительные чацкие, молчалины, фамусовы, чичиковы, коробочки,
сквозник-дмухановские, хлестаковы. Наше время дало новый ряд нарицательно используемых имен
собственных: рашидовы, кунаевы, сусловы, нины андреевы. В разряд нарицательных, в принципе, может
перейти любое имя собственное, принадлежащее той или иной выдающейся личности, становясь при
этом обозначением класса людей, которые обнаруживают характерные черты этой личности.
Примечательно, что в языке современной газетной публицистики подобные образования обладают
обычно негативно-оценочным компонентом значения, выражают отрицательное отношение говорящего
к той личности, имя которой употреблено в качестве нарицательного существительного. Так, обращает
на себя внимание процитированное в "Огоньке" высказывание известного публициста Александра
Невзорова о выдающемся русском художнике-модернисте Казимире Малевиче: "Мрак собачий этот
Малевич. Когда были действительно цельные люди – они не нуждались в малевичах. Выгнали бы!" (Ог.
1992. ¹ 4).
4. Наконец, в индивидуально-поэтической речи форму множественного числа иногда приобретают
существительные, которые традиционно ее не имеют (или во всяком случае которые обычно
используются лишь в форме единственного числа). Это существительные типа сирень, жасмин, разбег
и т.д. Например; "Сиреневые сирени, И как вам не тяжел Застывший в трудном Крене альтовый гомон
пчел" (А.Тарк.); "И так неистовы на синем разбеги огненных стволов, и мы так долго рук не вынем из-
под заломленных голов" (Паст.); "Цветут ростовские жасмины. И в небе ласточки кричат. И вдруг
мелодией старинной Твои слова во мне звучат" (В.Виногр.). Появление формы множественного числа
здесь связано с необходимостью назвать несколько явлений, обозначаемых традиционно только
существительным singularia tantum*.
* Именно о таких существительных пишет А.А. Зализняк, называя их существительными с "потенциально полной
парадигмой" и подчеркивая, что в случае необходимости "недостающие словоформы со значением и внешними признаками
множественного числа без труда будут построены" (Зализняк А.А. Грамматические категории рода и одушевленности в
русском языке//Вопросы языкознания. 1964. ¹ 4. С. 32–33).
По-иному следует оценивать случаи употребления формы множественного числа существительных
singularia tantum (отвлеченных и вещественных) в примерах такого рода: "Взглянув на главы-шлемы,
боярин рек: "У, шельмы! В бараний рог! Сплошные перламутры – сойдешь с ума. Уж больно
баламутны их сурик и сурьма" (Возн.); "Рынок – Малые Лужники. Слева в фартуках мужички, справа
сборная команда – бабы в брюках и помадах" (Возн.); "Несомненно, в сенаторе – развивались: боязни
пространства" (А. Белый). В приведенных примерах явно нет никакого изменения лексического
значения существительного в сторону конкретности, единичности, противопоставленной раздельной
множественности. Здесь само по себе грамматическое значение множественного числа, которое
ассоциируется в сознании носителя языка с представлением о множественности, о большом объеме,
большом количестве чего-либо, выдвигается на первый план, актуализируется. И это грамматическое
значение придает художественной речи дополнительную экспрессивность, выразительность
("сплошные перламутры"– т.е. очень много, чрезмерно много перламутра; "бабы в брюках и помадах"–
т.е. покрывшие себя невероятно густым или ярким слоем помады женщины; "боязни пространства"– т.е.
непрекращающийся, все нарастающий страх перед пространством). Интересен и такой пример из
стихотворения Б. Пастернака "Десятилетие Пресни":