208
Внутренняя потребность творчества, художественное чутье оказываются гораздо
сильнее многих внешних факторов, оказывающих давление на художника. Устройство
художника таково, что его психический аппарат прежде должен справиться не с внешними, а
с внутренними импульсами, от которых нельзя уклониться. Императив диктует не столько
ситуация, сколько «океаническое чувство» самого мастера, которое просится наружу,
которое нельзя удержать в себе. Как было известно еще Канту, природа гения сама дает
искусству правила. Гений мыслит собственную деятельность в качестве свободной и орга-
ничной, побуждающей с большим доверием относиться к собственному чутью, и в большей
мере склонен сам задавать тональность ситуации, чем соответствовать уже имеющимся
ожиданиям. Из этого можно понять, почему, самоуглубляясь в художественном
переживании, художник достигает не только ослабления внешней реальности, но и
укрепления своего воображаемого мира, как не менее важной реальности, почему он
способен сделать этот мир для множества вовлеченных в него живым, динамичным,
самодостаточным.
Особо важно отметить, что переживание художника, как и любого человека, это
борьба прежде всего против невозможности реализовать внутренние необходимости своей
жизни. Вместе с тем работа художника по перестройке своего психологического мира
направлена не столько на установление смыслового соответствия между сознанием и бытием
(естественная потребность большинства людей), сколько на достижение
соответствия
между каждым новым замыслом и его художественным претворением. Художнику
приходится преодолевать таким образом не разрыв сознания и жизни, а разрыв сознания
(замысла) и его художественного воплощения.
Если переживание обычного человека нацелено на выработку «совпадающего»
поведения, на достижение реалистического приспособления к окружению, то переживание
художника озабочено проблемой выражения собственного видения и чувствования в макси-
мальной степени полноты и совершенства. Внутренние импульсы, которые получает
творческий дух его натуры, гораздо сильнее и действеннее, чем те, которые диктуют
реальные необходимости жизни. Более того, смысловое принятие бытия художником только
тогда и может состояться, когда открывается простор осуществлению природы его
дарования. Таким образом, приоритетное стремление художника заключается не просто в
том, чтобы выжить, адаптируясь и приспосабливаясь к окружающему миру, а в том, чтобы
иметь возможность сотворить то, что ему предназначено.
Развивая идею о силе проницательного творческого начала у художника, можно
утверждать, что в известном смысле любовь художника к творчеству есть его нелюбовь к
миру, невозможность оставаться в границах этого мира. Не случайно обыватель,
рассказывающий о жизни художника, всегда фиксирует некие «странности» и «аномалии»,
свидетельствующие, на его взгляд, о неустроенности и неприкаянности творца.
Действительно, художник не вполне адаптирован к окружающему миру, в гораздо большей
степени живет, влекомый внутренними импульсами. В психологической науке удачное
совпадающее поведение описывается как повышающее адаптивные возможности личности.
У художника, наоборот, чувство обретенной в завершенном произведении искусства
адаптивности усиливает стремление заглянуть за новые горизонты, расширить границы,
углубиться в муки выращивания нового замысла, приводящие творца к превышению уже
найденных состояний.
Внутри художника поэтому действуют две как бы исключающие друг друга силы: с
одной стороны стремление к снятию напряжения в окончательном результате
творческого акта, несущее удовлетворение и некоторое угасание созидательной потребности,
а с другой тяга к подъему напряжения, концентрации, новому активному преодолению
среды. Первый комплекс движущих сил поведения был подробно разработан 3. Фрейдом в
теории сублимации, превращенных форм снятия напряжения. Однако если обычному
человеку снятие напряжения приносит успокоение, ведет к завершению деятельности, то у
художника, напротив, реализованный результат влечет за собой потребность нового подъема
|