 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
163
собственные духовные смыслы, генерировать новые ценности, способно переориентировать
общественную психологию и сознание и нередко превосходить уровень наличной культуры
общества. В этом смысле художественное творчество хотя и воспроизводит разнообразные
виды деятельности, какими они устоялись в том или ином типе культуры, но не дублирует
эти виды деятельности, не замещает их. Потому-то любая уникальная художественная
реальность и является порождением новых интуитивных, интеллектуальных смыслов,
эмоциональных состояний, а значит, и новой духовности, по своему содержанию могущей не
совпадать с объемом наличной духовной культуры общества и, более того, выступать в
известном смысле ее генофондом.
Немало исследователей приходили к такому выводу на основе частных измерений. Так,
С.М. Даниэль, осуществляя художественный анализ картины в искусстве XVII в., пришел к
выводу, что «живопись XVII столетия выступала фактором сложения самой культуры, что
Рубенс, Пуссен, Рембрандт, Веласкес и другие мастера, создавая живописные композиции,
соучаствовали в то же время в созидании той грандиозной исторической картины, которую
мы называем теперь их эпохой».*
* Даниэль С.М. Картина классической эпохи. М., 1986. С. 169.
Подобно иным формам культуры, искусство в одном отношении преодолевает
наличный человеческий опыт, в другом —
олицетворяет его. Безбрежность
художественного содержания, способность произведения искусства своими образами
порождать новый объем смыслов неоднократно отмечались в истории эстетической мысли.
Восприятие художественного всякий раз подтверждает, что человек есть существо
незапрограммированное, свободное в разнообразных возможностях и вариантах своего
развития, открытое новым трансформациям. Внутренняя природа человека становится
неизмеримо сильнее и богаче, когда он смело обращается к неизведанному, раздвигает
горизонты, переживает новые конфликтные ситуации. И искусство всячески культивирует
эту великую страсть жизни к расширению своих границ, неистребимую тягу человека к
восхождению в неизведанное, неограниченность устремленностей человеческого духа, его
подвижность, раскованность, незакоснелость.
Обращаясь к изучению механизмов взаимодействия искусства и культуры в
историческом контексте, необходимо учитывать это своеобразие художественно-духовного,
проявляющееся не только в адаптации наличных состояний культуры, но и в
продуцировании новых идей, умонастроений, склонностей, вкусов. Искусство — это всегда
бросок в будущее, прорыв в то, что еще не осознано, но предощущается. В отличие от
функциональности науки, выступающей в качестве средства, искусство — это деятельность,
имеющая цель в самой себе. Именно благодаря такому свойству искусство смогло стать па-
норамой, отразившей цепь последовательных «открытий человека» в его ментальной
истории. Поскольку вся полнота духовных потребностей человека далеко не сводится только
к потребностям познания, постольку искусство откликается на эту полноту изобретением
множества жанров, ориентированных на весь мыслимый спектр потребностей.
Дифференциация видов и жанров в истории искусства есть, таким образом, не что иное, как
ответ на разнообразие и сложность духовной жизни человека.
Отсюда следует, что критерий «культурности» искусства не может сводиться только к
мере его воздействия на процесс модификации познавательных способностей человека.
Существенную сторону потребности общения с искусством всегда составляла потребность
эмоционального насыщения, развлечения, возможность осуществить духовный эксперимент,
компенсировать монотонность рутинного бытия, пережить и прочувствовать множество
ситуаций, не встречающихся в реальной жизни, т.е. всего того, что не связано прямо с
функциональным бытием человека, но чрезвычайно сильно влияет на его мироощущение и
эмоциональное самочувствие. Следовательно, вопрос о принадлежности тех или иных форм
искусства наличным культурным нормам всегда неоднозначен. В самом общем виде