 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
180
рассматривало «вопросы, представляющие интерес для трудовых содружеств в области
здравоохранения, социального страхования и в других областях социальной политики, а также иные
вопросы из этих областей»), само устанавливало свой распорядок работы, но могли созываться и
совместные заседания веч. Для принятия закона нужно было согласие, как минимум, двух веч (причем
согласие Союзного веча – обязательно).
Однако такая реализация корпоративной идеи оказалась не столь эффективной, как ожидалось, и в
указанных государствах после падения тоталитарных режимов вернулись к традиционным формам
государственной организации. Впрочем, в Югославии после ряда экспериментов на федеральном
уровне от корпоративного представительства отказались уже в 1974 году, сохранив его в
преобразованном виде лишь на уровне республик, автономных краев и общин.
Тем не менее государственные институты, в той или иной степени отражающие и обеспечивающие
корпоративные интересы, сохраняются и в настоящее время. Нормы об этом были включены и в
некоторые послевоенные конституции (в частности, Италии, Франции). Например, ст. 99 Конституции
Италии гласит:
«Национальный совет экономики и труда включает экспертов и представителей производящих
категорий с учетом их количественной и качественной значимости.
Он является консультативным органом Палат и Правительства по тем вопросам и с теми функциями,
какие присвоены ему законом.
Он имеет право законодательной инициативы и может участвовать в разработке законодательства по
экономическим и социальным вопросам согласно принципам и в пределах, установленных законом».
В Марокко Палата представителей согласно ч. 1 ст. 43 Конституции 1972 года избирается частью
всеобщими и прямыми выборами, частью советниками коммун (низовых территориальных единиц),
частью членами особых коллегий, составленных из представителей корпоративных палат
(сельскохозяйственных, торговых и промышленных, ремесленников, лиц наемного труда и т.п.).
Таким образом, к настоящему времени накоплен большой и разнообразный опыт наделения
различного рода общественных организаций публичными функциями в условиях современной, а не
средневековой организации государственности. Поскольку к этому прибегали с различными целями и
при разных политических режимах, очевидно, что в наделении некоторых общественных организаций
публичными функциями время от времени возникает некая объективная потребность. Вопрос в том, в
какой степени и как она может быть реализована, чтобы при этом не были нарушены принципы
демократии и сама свобода ассоциаций. В связи с этим возникает ряд проблем. Применительно к
общественным объединениям это прежде всего проблема их правовой природы: остаются ли они
общественными объединениями со всеми вытекающими отсюда последствиями в случае наделения их
публичными функциями или приобретают иной статус? Вторая проблема состоит в реализации одного
из основных, как уже указывалось, признаков общественной организации – добровольности.
Если государство наделяет какую-либо организацию, скажем, исключительным правом
лицензирования, а также контроля за использованием выданных лицензий, то членство в ней нередко
перестает быть добровольным, а следовательно, на нее не распространяется свобода ассоциаций. При
этом государство может преследовать самые благие цели, в том числе и защиту прав и свобод других
лиц. Следует отметить, что эти вопросы решаются обычно с учетом всей совокупности обстоятельств.
Так, в 1989 году исландский парламент принял закон, прямо предусматривавший, что членство в
автомобильной ассоциации будет условием для выдачи лицензии на работу в качестве таксиста. В
решении по делу Сигурьенссон против Исландии Европейский суд по правам человека счел, что такая
форма принуждения подрывает самое сущность права, гарантируемого ст. 11 Европейской конвенции о
защите прав человека и основных свобод (свобода ассоциации). При этом не оспаривалось утверждение
о том, что после вступления в силу закона установленное обязательное членство в ассоциации
находилось «в соответствии с законом» и преследовало законную цель, а именно было направлено на
«защиту прав и свобод других лиц». Суд счел вместе с тем, что установление в законодательном
порядке такого обязательного членства не было «необходимым в демократическом обществе»*. В
другом же деле –
Ле Конт, Ван Левен и Де Мейер против Бельгии – Суд не счел Бельгийскую
медицинскую ассоциацию «ассоциацией» в смысле ст. 11 Конвенции именно на том основании, что она
выполняет публично-правовые функции, такие, как контроль за профессиональным поведением своих
членов**. Представляется, что различие между этими двумя случаями состоит в том, что в первом из
них на ассоциацию была возложена публичная функция, что не было «необходимым в демократическом
обществе», во втором же случае выполнение публичной функции было главной задачей Бельгийской