 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
84
идеям французского и английского Просвещения, усматривая в них угрозу культурного униформизма
мира.
Как отмечает Э. Трельч, различие между немецкой и англофранцузской философией истории
бросается в глаза. Немецкая школа отличается религиозно-мистическим характером, благодаря
которому «на передний план выводится мистерия индивидуальности (культуры. — И.В.)»*. В свою
очередь англо-французская школа видела вершины истории в идеалах Просвещения, в идеалах
универсальной рациональности и разумности, основанных на математически-естественно-научном
мировоззрении. Здесь осознание исторической особенности и высоты собственной эпохи является
одновременно и началом философии истории.
* Трельч Э. Историзм и его проблемы. М.: Юристъ, 1994. С. 23.
Для немецкой философии истории такое математически-естественно-научное мировоззрение
представлялось «рефлективно-поверхностным». Немецкие философы в своих историософских
исследованиях были ориентированы на установку холизма, которую считали более глубокой и зрелой. В
отличие от идеологов французского Просвещения, общество представлялось им не рациональной
совокупностью индивидов-атомов, а живой органической целостностью, скрепленной культурой, и
само движение истории казалось им движением к усилению этой целостности, к наращиванию смысла.
Еще одной особенностью немецкой школы, о которой пишет в частности К. Поппер, стал
эссенциализм. т.е. учение о единой скрытой сущности множества явлений. Немецкая историософия
ориентирована на тот особый тип проницательности, который противопоставляет эмпирическим
явлениям глубинную сущность и в выявлении этой сущности видит задачу философии. Как заметил К.
Поппер, «школа методологического эссенциализма была основана Аристотелем, который учил, что
научное исследование должно проникать в сущность вещей»*.
* Поппер К. Нищета историцизма. М.: Прогресс, 1993. С. 37.
Эссенциалистская методология роднит немецкую школу с древнегреческой. На сходство обеих школ
указывал в своих исследованиях и В.Виндельбандт*. По его мнению, немецкая философия —
завершенное сознание того, что в виде непроизвольного влечения мысли раскрывалось в греческой
философии. Первая обладает в рефлексии, в совершенно новой форме тем, что вторая совершала
бессознательно.
*Винделъбандт В. Избранное. Дух и история. М.: Юристь, 1995. С. 118.
Греческая философия художественна в гармонии линий, рисующих картину мира, в полноте и
законченности ее жизнепонимания, прекрасной завершенности всей ее системы представлений.
Непроизвольно она вплетает в ткань своих концепций частицы эллинских этнических и эстетических
идеалов. И к завершению своего познания мира, которое представляется ей картиной мира в голове
человека, она приходит благодаря тому, что оплодотворяет понимание науки устремлениями
нравственности и искусства.
Но если немецкие философы (и прежде всего И. Кант и Г. Гегель), отказываясь от картины мира,
которую искали греки, считали стремление к идеалам в равной мере присущим теоретическому
этическому и эстетическому сознанию, искали нормативность не только в научном мышлении, но в
нравственности и в искусстве не значит ли это, что они лишь на более высоком уровне, сознательно,
требовали того, к чему бессознательно стремились греки?
В.Виндельбанд приходит к выводу, что греческая и немецкая философия относятся друг к другу так
же, как культурные системы, в которых они возникли: «Немецкая философия противостоит греческой
как зрелый муж юноше. Взор юноши прикован к цветку в упоении его красотой; заботы мужа
направлены на зреющий плод». Нам же дано не производить выбор, а постигать.
Говоря об особенностях немецкой школы, следует отметить и ее культуроцентризм. Он связан с
интуицией относительно существования множества самобытных миров-культур. Здесь нет культурно-
нейтрального пространства французского Просвещения, немецкое пространство обладает культурной
значимостью. Поэтому в немецкой историософской школе проблема единства исторического процесса
выступает значительно более трудной, решаемой лишь в перспективе исторического развития,
движущегося к определенному финалу. Во французском же Просвещении человеческое единство
изначально задано хотя бы тем, что так называемый «естественный человек» — разумный эгоист —
всюду один и тот же.