7
упованиям данного поколения или данного типа культуры. Стохастическая картина мира открывает нам
историю, свободную от обязательств такого рода и в этом смысле рисковую. Но она же открывает нам и
то, что в самой многовариантности и альтернативности исторического процесса заложены не только
риски, но и возможности посильно влиять на реальные сценарии развития и повышать шансы тех из
них, которые более соответствуют нашему человеческому достоинству и нашим интересам.
Таким образом, метод философии истории является методом сценариев, которые мы выстраиваем по
двум разным критериям: по критерию вероятности и по критерию желательности.
Современный сциентизированный либерализм, заявивший о себе в качестве нового
всепобеждающего учения, перед которым должны стушеваться все остальные, настаивает на
приемлемости одного только первого критерия. Человеческая субъективность в лице морали и
культуры, системы ценностей снова берется на подозрение и человеку приписывается одна обязанность
приспосабливаться к требованиям Современности. Эти требования, якобы, олицетворяют рынок и
поэтому приспособление к рынку становится высшим и даже единственным императивом.
Словом, новое великое учение, как и пристало такого рода доктринам, снова изгоняет человеческую
свободу и умаляет человека перед лицом безличных законов. Однако, как следует из современной
научной картины мира, одновариантной перспективы, а следовательно, и одновариантного кодекса
социального поведения не существует. История если в чем-то и подобна рынку, так только в том, что
являет собой конкуренцию различных стратегий и типов поведения. Если бы результаты этой
конкуренции были известны заранее, то сама эта конкуренция была бы чистейшей профанацией, за
которой скрывается заранее известный монополист.
Но история никого не наделяет монопольным правом высказываться от ее имени. Те, кто
присваивает себе это право не больше, чем самозванцы истории. И если мы признаем, что рыночный
монополизм опасен для экономического здоровья, то исторический монополизм опасен вдвойне. Он не
только лишает нас свободы, он обкрадывает саму историю, сужая богатство ее альтернатив.
Преодолевая такой монополизм и отстаивая многовариантность развития, мы не только защищаем нашу
свободу и достоинство, мы отстаиваем творческое богатство самой истории. Только богатая
альтернативами, открытая история рождает вдохновение настоящего социального творчества,
формирует крупные исторические характеры, не дает людям сгибаться под тяжестью обстоятельств.
Напротив, «конец истории» выгоден тем, кто сегодня устроился наилучшим образом и пытается
навечно закрепить статус-кво, обескуражив других, надеющихся, что будущее может и должно
отличаться от настоящего, что оно предоставит шансы и тем, кто на сегодня проиграл. Таким образом,
современная методология исторической науки, связанная с принципами неопределенности и
многовариантности, соединяет научный подход с гуманистическими перспективами. О том, как и в
каких формах они сегодня раскрываются, речь пойдет ниже.
1.2. Актуальность философии истории
Крушение марксистской дерзновенной попытки «тотального философского синтеза» произвело
обескураживающее воздействие на интеллектуалов постсоветской формации. Стремление к тотальным
синтезам сегодня осуждается как проявление тоталитарного искушения, ведущего к созданию закрытой
картины мира.
Но поскольку и в других странах, не травмированных тоталитарным опытом, инициативы
глобального философского теоретизирования тоже не приветствуются, то можно говорить об утрате
специфической метафизической воли, выстраивающей из мозаики мира целостный смысловой образ. В
особенности это касается философии истории. Сегодня она нередко оценивается как архаическая форма
донаучного знания, выходящего за пределы того, что верифицируется в опыте, и посягающего на
свободу новых поколений творить историю по-своему.
«Запрет» на философию истории соответствует общей постмодернистской установке принимать
рассогласованность человеческого опыта не как проблему, подлежащую решению, а как
«окончательный факт», к которому предстоит приспособить наши мыслительные установки и нашу
мораль. В обосновании этого предлагаются понятия «открытого общества» и «открытой истории».
Напрашивается вопрос: не ведет ли нас постмодернистское искусство в жизнь без определенных норм,
без цели и смысла, не в открытую, а в закрытую историю, в ситуацию «после нас хоть потоп».
Историческое бытие отличается кумулятивным характером: оно связано с накоплением опыта,
материального и духовного. Тоталитарное общество справедливо осуждается за отчужденный характер
|