 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
48
нетронутых ниш и оазисов. Защищаемым оказывается то, что возрождено в своем ценностном статусе и
выступает как предмет старательной культивации, а не как результат недосмотра «модернизаторов», у
которых не дошли руки до каких-то скрытых очагов традиционализма.
И вот здесь-то и обнаруживается злокозненность техники: она обезображивает природную
гармонию и красоту мира и тем самым делает его менее ценным. Весьма возможно, что переход от
традиционной органической слитности с миром к состоянию индивидуалистической разъединенности с
ним совершается посредством процедуры обезображивания машинной техникой. Доиндустриальный
пейзаж «аффицирует», делая нас «почвенниками», привязанными к данной среде и склонными
растворяться в ней. Пейзаж, обезображенный индустриализацией, облегчает ту процедуру отстранения
от мира, которую теоретики модернизации обозначают как «десакрализация», «демифологизация»,
«денатурализация». И чем дальше зашли эти процессы, тем проблематичнее выглядит альтернативный
процесс нового «усыновления» человека и преодоления его маргинально-отщепенческого отношения к
миру.
В частности, нынешний кризис идентификации «населения» с тем историко-культурным
пространством, которое называется высоким словом Родина, в значительной степени связан с тем
обезображиванием его, которое произвела вакханалия большевистской индустриализации. В начале
нашего века конструктивизм и футуризм рассчитывали на создание особой эстетики, которая
превзошла бы в своих мобилизующе-вдохновляющих потенциях классическую красоту, связанную с
удивительным сочетанием языческо-экстатического отношения к природе с христианским по
происхождению томлением по иному, нездешнему миру.
Однако технологическая альтернатива по большому счету не состоялась: оказалось, что
техническая эпопея похитила у нас космическую гармонию, не дав взамен чего-то сопоставимого. И
тогда, чтобы избавиться от критики, техническая цивилизация вознамерилась лишить нас самой
способности критического суждения, основанного на культурной памяти и тоске по идеалу. Эта
отшибленная культурная память и забвение высших духовных ориентиров и измерений являются
типичными результатами модернизации.
Если глобализация и впредь будет осуществляться посредством этих процедур принижения и
забвения, то мы в итоге получим мир, не только одномерный и обезображенный, но и к тому же
лишенный способности к качественным обновлениям. Задача состоит в том, чтобы восстановить
способность к культурному анамнезису (припоминанию) и самоотстранению (самокритике)
посредством диалога с «другим». Но для того чтобы диалог был подлинным и продуктивным,
необходимо сохранить не только присутствие «другого», но и его статус в качестве достойного,
обогащающего собеседника.
3.2. Ограниченность дихотомии Север — Юг в глобалистике
Сегодня усиливается тенденция подменить прежнюю дуальность Восток — Запад новой
дуальностью Север — Юг. Но последняя отличается как раз тем, что в ее рамках «другой» выступает в
недостойном уважительного внимания виде. Одно дело, другой в качестве Востока — таинственного
места зарождения великих цивилизаций, религий, мистических интуиций и откровений. Другое — он
же в качестве Юга — «недоразвитого», нуждающегося в опеке и присмотре и при всем этом
остающимся безнадежно отсталым.
Человечество тогда может получить шанс действительно обогащающего и гуманистического
глобализма, когда не-Запад восстановит свой статус обладающего дефицитными свойствами «другого».
Поэтому доктрину «открытого общества» и вытекающие из нее стратегии предстоит отвергнуть как
практику умаления и даже устранения «другого» посредством демонтажа всех механизмов его
самозащиты перед экспансией носителей одномерного мира. Мы должны ясно отдавать себе отчет в
том, что объективная необходимость глобализации может реализоваться в двух альтернативных
формах: на основе монистического принципа, связанного со всемерным ослаблением и растворением
не-Запада; и на основе диалогового принципа, связанного со всемерным усилением не-Запада и
укреплением его культурной самобытности.
Если историческое знание в поисках восстановления общечеловеческой перспективы
сориентируется на первую модель, это приведет к его самоустранению. В самом деле, что тогда
останется на его долю?