 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
23
реальность, но, к сожалению, вовсе не в том смысле, в каком ее интерпретируют либеральные глашатаи
«конца истории». Вестернизация означает не столько счастливое уподобление Западу по
достижительным критериям «догоняющего развития», сколько разложение органической целостности
незападных культур и появление на их месте неупорядоченных конгломератов, превращаемых в свалку
технологических и социальных шлаков развитых стран.
Счастливым исключением стала Япония. Это тот самый случай, когда ученик превосходит своих
учителей. Но по большому историческому счету этот успех Японии на пути вестернизации-
модернизации, может быть, следует оценить как неуспех. Опыт Японии, несмотря на очевидные
технико-экономические достижения, банален, ибо здесь мы имеем дело с удачей сугубо эпигонского
свойства. Японию не случайно зачисляют в разряд большой западной семерки, на новом Востоке она и
в самом деле представляет Запад. Впрочем, это соответствует и самосознанию Японии: развернувшаяся
после революции 1868 г. борьба японских западников со сторонниками азиатского пути завершилась
победой западной партии.
Япония научилась хорошо играть по правилам западной цивилизации и именно потому она
сегодня не принадлежит к тем, кто заинтересован в качественном пересмотре этих правил.
Вестернизация Японии и следующих за ней «дальневосточных тигров» удалась потому, что в природе и
культуре еще не ощущалась острая предельная усталость от перенапряжения, вызванного давлением
прометеева технологического порыва. Сегодня дальнейшее линейное восхождение по пути,
проложенному Западом, является сомнительным, ибо естественный запас прочности Среды — и
природной, и социокультурной — близок к исчерпанию. Экосистемы природы и культуры утрачивают
способность к восстановлению нарушаемых равновесии.
Экологи выработали критерии, по которым можно достоверно судить о состоянии природной
среды; культурологам это пока что не удалось сделать. И все же отмеченные выше мутагенные
процессы, знаменующие сбои социализации — распространение асоциальных, криминогенных
«антител», размывающих цивилизационную инфраструктуру в масштабах планеты — заставляет
говорить о «пределах роста» уже не только применительно к возможностям природы, но и к
возможностям культуры.
Человечеству требуется срочное обретение качественно новой парадигмы развития. И здесь
апелляция к нынешним баловням прогресса вряд ли окажется состоятельной. Их как раз более всего
устраивает статус-кво, поэтому они строят картину будущего на основе экстраполяции сложившихся
тенденций. Инициатива качественного поворота столь назревшего по объективным показателям
«пределов роста» будет, следовательно, исходить не от них.
Таким образом, в этом вопросе сталкиваются два типа методологии: калькулятивно-
позитивистская, нечувствительная к трагедиям природы и культуры, и гуманитарно-экологическая, не
утратившая древней эсхатологической интуиции. Если бы на момент планетарного экологического и
социокультурного кризиса Восток оказался бы тотально вестернизирован, у человечества в запасе не
нашлось бы мироустроительной альтернативы. Поэтому историософское мышление подходит к
дифференциации Запада и не-Запада совсем с иных позиций, чем теория роста и модернизации. На
самом деле предстоит выделить, с одной стороны, тот не-Запад, который уступил культурное
«первородство» за чечевичную похлебку прогресса и согласился на статус младшего партнера
прометеевых обществ, а с другой — тот, который сочетает богатейшую культурную память с изгойским
статусом пасынка прогресса.
Решающий эксперимент мировой истории проводится в Тихоокеанском бассейне. Не потому,
что там произошло известное «экономическое чудо», а потому, что именно здесь сталкиваются с такой
остротой и масштабностью Восток преуспевший, вестернизированный, и Восток, сохранивший чувство
и призвание цивилизационной самобытности. Эта линия водораздела скорее всего проляжет между
Японией и Китаем. Не только по геополитическим соображениям — двум гигантам трудно ужиться в
рамках одной и той же системы. После тех умопомрачительных разрушений, к которым привела
Россию политика эпигонской либерализации, Китай в этот капкан вряд ли удастся заманить. Он будет
выстраивать свою идентичность в каком-то альтернативном цивилизационном и геополитическом
ключе. Китайская, российская и индо-буддийская цивилизации вместе, возможно, образуют систему
того не-Запада, от которого будет исходить новая формационная инициатива, демонстративно
отвергаемая Западом во имя выгодного ему статус-кво. Этот формационный сдвиг будет, по всей