 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
21
критериями прибыльности, в известной мере преуспела в своей воспитательной работе:
предпринимательская среда высокоразвитых стран Запада частично сама раскошелилась на
ассигнования в человеческий капитал, частично возложила эту обязанность на кейнсианское
государство, не боящееся бюджетных дефицитов.
Можно сказать, Западу потому удалось собственными силами обеспечить постиндустриальный
сдвиг — создать инфраструктуру массового духовного производства, — что этот сдвиг осуществился на
основе привычных мотиваций прибыльности и рентабельности. Предприниматели подсчитали, что
деньги, потраченные на науку или образование персонала, представляют не менее, а более прибыльное
вложение капитала, и в результате средний буржуа, — не меняя своей духовно-психологической
природы, вошел в новую постиндустриальную эру. На это духовности западного типа действительно
хватило.
Но на рубеже II—III тысячелетия назрели проблемы, к которым в принципе нельзя подступиться
с позиций экономико-центричного «разумного эгоизма». Даже для того чтобы их просто заметить,
требуется существенная реорганизация мотивационной структуры, заложенной эпохой европейского
модерна (XV—XX вв.). Симптомы большого поворота стали проявляться еще в 60-х гг., их
зафиксировала модная тогда социология. Она открыла постэкономический сдвиг в структуре
потребностей: с повышением уровня образования и культуры населения доля трат на материальные
нужды падает, на постматериальные — возрастает. В аналогичном направлении меняются факторы
социальной удовлетворенности. Таким показатели, как характер труда и его престижность, критерии
общего качества жизни стали играть большую роль, нежели оплата труда и уровень жизни.
Новый постэкономический человек в чем-то парадоксально сблизился с доэкономическим
человеком прежних эпох. Он стал бережнее относиться к традиции, оценил стиль «ретро» в культуре,
осознал прелести «уклада» стабильности и преемственности. Все это можно было бы списать на
причуды культуры, которая, как известно, тонизирует себя неожиданными поворотами и «экзотикой»,
периодически испытывая ностальгию по старине. Однако указанный сдвиг постепенно приобретал
геостратегические и цивилизационные масштабы. Неожиданный экономический подъем
тихоокеанского региона, и в первую очередь «японское чудо», не поддаются стереотипным
объяснениям теории прогресса. По уровню образования, квалификации, количеству патентов и
технологий тихоокеанские драконы по-прежнему уступают Западной Европе и Северной Америке. Но в
запасе у них оказался фактор, который в парадигме Просвещения следовало бы оценить как тормоз:
нерастраченная традиционность, аскетическая патриархальная мораль, коллективистская идентичность.
Именно «доэкономический человек» стал подспорьем такого экономического рывка, такого Запад не
знал.
Все это обязывает социальную теорию пересмотреть привычные установки. На Западе
«человеческие факторы» роста расшифровывались в основном в терминах Просвещения — как
квалификация и образованность. Но со временем обнаружилось, что эти факторы конвертируются в
производительность при определенном условии: если не отвергнута традиционная этика
законопослушания и аскезы. В противном случае образованность способна порождать не трудовую
среду, а прямую ее противоположность — богему. Торжествующий гедонизм подрывает все институты,
от семьи до армии и предприятия, ибо все они требуют хотя бы минимальной ангажированности и
ответственности. Институты — что партитуры: чтобы они ожили и зазвучали, требуется активный и
заинтересованный интерпретатор.
Это хорошо показала новейшая феноменологическая школа в социологии. «Социальный порядок
является продуктом прошлой человеческой деятельности и существует постольку, поскольку
человеческая активность продолжает его продуцировать. Никакого другого онтологического статуса
ему приписать нельзя»*.
* Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: Наука, 1996. С. 52.
Кризис Запада и его отставание от тихоокеанского «нового Востока» объясняется тем, что западное
потребительское общество утрачивает способность формировать агентов, своим живым участием не
дающим социальным структурам атрофироваться. Здесь мы сталкиваемся еще с одной проблемой
философии техники. Ее онтологическое дерзание касается способности продублировать природу,
создав среду с заранее заданными свойствами — ноосферу. Тем самым была бы снята экологическая
проблема. Выше мы уже оценили тщетность подобного дерзания. Вторая проблема Запада касается