 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
198
Самостоятельное значение обретает вопрос о «географических» границах применения формационной
теории. Она, по-видимому, верно охватывает некоторые особенности развития западной цивилизации, с
ее выраженными стадиями и наличием известного «вектора». Применительно к Восточным обществам
этот стадиальный подход выглядит менее убедительным. Можно ли таким образом скорректировать
формационную теорию (например, путем выделения автономных стадий развития человеческого духа,
культуры, проявившихся, в частности, при переходе от политтеизма к монотеизму), чтобы границы ее
применимости оказались рациональными? От ответа на этот вопрос во многом зависит исход нынешней
полемики между сторонниками формационного и цивилизационного подходов.
Особого интереса заслуживает «человеческое измерение» истории— выявление роли духовных,
психологических, моральных факторов. Нет смысла возражать и против «истории ментальностей» как
предмета исторического исследования. Проблема вполне реальная и слабо изученная. Но нельзя
сводить к ней весь предмет исторического познания.
Скажем, как историк станет выявлять «потаенный план общественного сознания»? Он — не
психолог, с людьми — субъектами прошедшей истории — не поговоришь. Остается одно — судить о
«неявных установках мысли и ценностных ориентациях» по действиям людей (по формам
объективации). А поскольку историк имеет дело с массовыми процессами, он вынужден будет сводить
действия индивидов к действиям неких социальных общностей или групп (классов, слоев и т.д.), к
общественным движениям. Другими словами, обобщать, изобретать некие абстрактно-логические
концепции (схемы, модели) исторического процесса. Естественно, он будет стремиться к созданию
концепции с высокой разрешающей способностью познания. Но такие концепции возникают на основе
широкого охвата исторической действительности, обобщения обширного эмпирического материала.
Если уж выдвигать «человеческое измерение истории» в качестве научной или историософской
категории, тем более связывать с ней новый подход, то следовало бы дать ей хотя бы рабочее
определение, проследить изменение ее содержания от эпохи к эпохе. Например, древнерусское
летописание тоже есть не что иное, как человеческое измерение истории, причем самое
непосредственное. Еще в свое время В.О. Ключевский, выдающийся русский историк, сопоставляя
манеру летописца с научной историографией, писал: «Научная задача историка, как ее теперь (на
рубеже XIX—XX вв. — Г.О.) понимают, состоит в уяснении происхождения и развития человеческих
обществ. Летописца гораздо более занимает сам человек, его земная и особенно загробная жизнь»*. Но
и труды самого В.0. Ключевского опять же можно рассматривать как человеческое измерение истории,
тем более что непосредственным предметом исторического исследования он считал «генезис и
механизм людского общежития», или «проявление сил и свойств человеческого духа, развиваемых
общежитием»**. Другими словами, каждой эпохе свойственно свое понимание человеческого
измерения истории.
* Ключевский В.О. Соч.: В 9 т. Т. 1. М., 1987. С. 113.
** Ключевскчй В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1968. С. 283.
2.3. О сущности цивилизационного подхода к истории
Если сущность формационного подхода к истории раскрывается достаточно легко, поскольку
формационная теория представляет собой более или менее целостное учение, то с цивилизационным
подходом дело обстоит сложнее. Единой цивилизационной теории как таковой не существует. Сам
термин «цивилизация» весьма многозначен. Например, в «Философском энциклопедическом словаре»
приводится три его значения: 1) синоним культуры; 2) уровень или ступень общественного развития
материальной и духовной культуры; 3) ступень общественного развития, следующая за варварством*. В
самое последнее время в среде отечественных историков, философов участились попытки как-то
упорядочить, привести в некоторую логически выверенную систему существующие концепции
цивилизации. Есть даже предложение выделить новую науку под названием «цивилиография»**. Но
как признает один из исследователей, стремление превратить «теорию цивилизаций в
методологическую основу изучения мировой и отечественной истории» «находится в противоречии с
недостаточной исследованностью самой теории цивилизаций как предмета философского и
исторического знания, причин ее возникновения и закономерностей развития, пределов ее
применимости»***. Однако говорить о «теории цивилизаций» как единой научной теории оснований
нет. На деле существуют различные теории цивилизаций. А сам цивилизационный подход представляет