 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
192
Поскольку с точки зрения постмодернистов история состоит из трещин, разломов, провалов и пустот
человеческого бытия, историк должен двигаться интуитивно, как ризома по пересеченной местности,
где нет никаких четких ориентиров. Французский философ Жак Дилез убежден в том, что такой подход
позволяет нам непрерывно умножать грани исследуемой реальности. История становится
полицентричной, она ломается, рвется, течет несколькими разнородными потоками и будущее эти
потоков неопределенно.
Несомненно, неопределенность, снятие всех и всяческих границ — ключевая характеристика
постмодернистской парадигмы ucmopического познания. Ее изъяны очевидны: излишний негативизм,
деконструктивизм, хаотический плюрализм, релятивизм.
Труднее выявить достоинства этой парадигмы, но они все-таки есть: отстаивание ценности
разнообразия мира, расширение кругозора исследователя, учет особенностей его индивидуального
развития, вплоть до самоидентичности.
Зигмунд Бауман видит особое значение постмодернистской парадигмы в том, что она лишает
философа самонадеянной уверенности в благополучном историческом финале, в разумности
исторической эволюции. Постмодернизм избавляет от благодушия, он дарит исследователю те
«роковые сомнения», которые являются предпосылкой для всякой творческой интерпретации истории.
У постмодерниста «есть предпосылка для утверждений, что та история, в которой современная
цивилизация чувствовала себя в своей стихии, по сути пришла к концу...»*
* Бауман 3. Указ. соч. С. 74.
Следовательно, История — не благополучное прошлое, не ступени прогрессивного развития
человечества, а зона риска. И пути научно-технического прогресса весьма неоднозначны: они отмечены
появлением атомной бомбы, трагедией Хиросимы и Чернобыля. По остроумному замечанию 3.
Баумана, постмодернизм «грубо выбрасывает нас из сладкого сна» и мгновенно отрезвляет.
Постмодернистские откровения заставляют заново переписывать историю современной
гуманитаристики, но на этот раз «как историю ошибок и искажений».
Главное в постмодернистской парадигме все-таки не отказ от центральных философских категорий,
а освобождение от навыков мышления, связанных с использованием этих категорий. Философия
истории становится не «сферой принципиальной координации» (Т. Парсонс), а «совокупностью
шансов» (3. Бауман) — шансов, явно не вполне определившихся и никогда до конца
недетерминированных. Перефразируя Г.Зиммеля, можно сказать, что в постмодернистской парадигме
история складывается из моментальных снимков, моментов движения, процессов, которые в равной
мере составляют взаимопонимание и сотрудничество вместе с антагонизмом и борьбой, взаимное
согласование усилий и одновременно взаимные помехи.
Постмодернизм вернул в философию истории вопрос о качественной весомости исторических
событий и фактов, давно закрытый позитивистской философией. Он напомнил, что не существует
корреляции между частотой появления и значимостью определенных событий в истории: только
будущие поколения способны это оценить. Статистика и социологические выборки не схватывают
размаха исторических событий и совершенно беспомощны в отношении динамики их саморазвития.
Наконец, постмодернизм по-новому поставил вопрос о призвании философа: «улавливать то, что
выскальзывает из рук, либо до чего руки не доходят или чего не хотят трогать»*. В философии истории
появилась неординарная задача: исследовать все появлявшиеся в прошлом альтернативные шансы и
возможности, рассматривая их как равноправные.
* Бауман 3. Указ. соч. С. 79.
Достойны уважения постмодернистские призывы: «разоблачать ложь обещаний успокоительной
уверенности и навсегда устроенного порядка», «высмеивать чванство продавцов единственного
патентованного смысла, похваляющихся так, словно они побывали во дворце абсолютной истины и
вкусили со стола конечной мудрости», «бить тревогу, а не усыплять; но при этом укрощать страсти,
вместо того, чтобы их подстрекать».
Действительно, постмодернистская парадигма не дает алгоритмических рецептов и знания
«непреложных истин», но она учит исследователя творить на перепутье, в горизонте вечно открытой
Истории, ключевой характеристикой которой стала стратегическая нестабильность.