 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
120
Институт частной собственности антропологически обусловлен и, как правило, совпадает с процессами
национально-этнического обособления в рамках суверенных государств и с рождением экономичесних
и правовых признаков этого социального феномена. Иначе говоря, для того чтобы появилась частная
собственность, человек должен выделиться из коллектива и «материализовать» свою индивидуальность
в этой форме. Но этому «выделению» должна предшествовать определенная ментальная эволюция, в
ходе которой индивид обретет выражение равенства с самим собой в форме принадлежащей ему
собственности. Ментальный образ мира в одних случаях верифицировал героическое одиночество
человека в мире, в других — растворял его в коллективе, антропологически не позволяя выделиться и
обрести свою идентичность в равенстве самому себе.
В результате, европейская антропологическая эволюция привела к важному биосоциальному
результату — стремлению человека во всем полагаться и равняться на самого себя, в то время как
большая часть человечества оказалась не в состоянии позволить человеку взять ответственность за
свою индивидуальную жизнь на себя и выделиться из коллектива. С точки зрения истории
ментальностей это означало, что в Европе мышление индивидов и свойственное ему чувственно-
эмоциональное восприятие жизни породило или примирилось с мировоззрением, рационально
разделившим мир на суверенные островки частной собственности; таков был антропологический
«ответ» европейцев на «вызов» среды. Остальной мир подобной ментальной эволюции не совершил,
человек остался «заключенным» в коллектив, что и обусловило отсутствие у него индивидуальной
идентичности, исключительно коллективный характер самосознания.
По свидетельству В.М. Далина, понятие «mentalite» во Франции определялось по-разному: Робер
Мандру интерпретировал «histoire
mentale» как «историю видения мира» или «vision
du
monde»; Ж.
Дюби — как «immaginaire
collective» или «коллективное воображение»; другие — как «совокупность
подсознательной деятельности» или «inconscient
collective»; В. Вовель дал определение ментальности
как «силы инерции ментальных структур». Что касается П. Шоню, то он считал ментальность основным
— «essentiel», предметом исторического исследования, который должен вытеснить неправомерно
поставленные на первое место — экономические и социальные факторы исторического процесса.
Отсюда его интерес к институту семьи в истории, религии, частной собственности, словом, ко всему
тому, что является антропологической характеристикой человека в мире. В этом пункте история и
философия смыкаются между собой, история проявляет интерес к проблеме самопознания человека в
мире как смыслу истории, а философия традиционно интересуется проблемой свободы и
необходимости, самосознанием индивида и общества во времени.
История ментальностей еще более актуализировала внимание к антропологическому фактору в
истории, к обусловленности содержания социальной и экономической жизни архетипическими
особенностями человека. История взяла на вооружение механизм философской рефлексии, использовав
его при верификации национальной идентичности во времени и пространстве. Ранние представители
школы «Анналов» отдавали несомненный приоритет теории обусловленности и предопределенности
социального поведения факторами ментальности индивидов, ибо коллективная ментальность
уподоблялась экономическим структурам, делая индивида несвободным в своем собственном сознании
и поведении. Согласно формуле А. К¸стлера, обусловленность рацио подсознанием напоминает «улицу
с односторонним движением», когда подсознание посылает свои импульсы коре головного мозга,
ведающей рациональным восприятием действительности, а «команды» рацио не воспринимаются
подкоркой. Это обусловило то, что следующее поколение историков школы «Анналов» большее
внимание уделяет проблеме подвижек массового сознания в сторону остающегося «зазора» между
ментальной заданностью и реальным поведением человека, позволяющим индивиду видоизменять
традицию и вносить новое антропологическое содержание в исторический процесс.
По большей части, представители школы «Анналов» философизировали историю, так как их
внимание к формированию и трансляции во времени социальных феноменов и институтов
предопределило философскую рефлексию по отношению к природе самого человека, к
обусловленности содержания исторического процесса антропологическим фактором. Между
детерминированным культурным архетипом поведением человека и конкретным поступком всегда
имеется тонкая прослойка, допускающая свободный выбор человека. К этому оазису свободы в царстве
необходимости и обратились исследователи, перенося свое внимание с проблемы исторической
преемственности и традиции на проблему изменчивости, творческого развития, а нередко и
социального девиантного поведения. В этом зазоре между ментальной заданностью и поведением