 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
157
Это касается, например, таких понятий, как правовое государство, верховенство закона, пре-
зумпция невиновности, права и свободы человека, право собственности и т.п.
Закрепление результатов теоретико-правовых исследований в понятиях, категориях и юридиче-
ских конструкциях – это важнейший аспект научной деятельности, изучения предмета теории права, его
специфическое юридическое свойство. Поэтому-то так важно точно раскрывать содержание этих поня-
тий, использовать их на практике.
И уж менее всего закономерности правового бытия и развития, в том числе законодательного
процесса, надо рассматривать как некие «правила игры», установленные произвольно, но, якобы, согла-
сованные участниками экономической, социальной, политической и иной «игры». Эти модные ныне
терминологические представления об общественной жизни как некой «игре» и о ее правилах, даже в
метафорическом понимании, весьма чужды объективной действительности и уж вовсе неуместны в
правовой сфере. Но, что делать! Как право подчас перехлестывает в своих общественных экспансиях,
вторгаясь подчас не в свои сферы (например, пытаясь регламентировать творческую деятельность), так
и понятия, идущие из неких менеджментных, управленческих и иных методик, вторгаются ныне в сфе-
ру права. Но тут спасение только в одном –в понимании реального правового бытия и присущих только
ему закономерностей. И уж никак не «правил игры»!
Теперь о случайностях как составной части предмета теории права. Здесь дело обстоит намного
сложнее, чем с закономерностями. Казалось бы, какое дело науке до того, что может или не может про-
изойти, какое отношение она имеет к случаю – событию, действию – непредсказуемому по определе-
нию. Если это не постоянно повторяющаяся или воспроизводимая последовательность событий и дей-
ствий, а нечто неопределенное, неожиданное, то могут ли такие случайные явления и процессы быть
вообще областью каких-либо научных интересов, в том числе теории права?
Не только могут, но и должны быть такой же областью научных интересов, как и закономерно-
сти, – отвечает на этот вопрос новое мировосприятие, которое формируется ныне под влиянием синер-
гетики – науки о самоорганизующихся, случайностных процессах. Не только объективное (закономер-
ное, детерминированное), но и субъективное (случайное, непредсказуемое, неопределенное, вероятно-
стное) в праве должно изучаться теорией права, если она предполагает функционировать на уровне со-
временного научного знания. Это принципиальное положение, относящееся к предмету теории права.
На предыдущем этапе отечественной юридической науки, когда утверждалось, что марксизмом-
ленинизмом познаны законы общественного развития, в том числе и в юридической области (например,
классово-регулятивная природа права, обязательное наличие государственного аппарата, способного
принудить к исполнению права, «отмирание» права и тому подобное), и дело заключается лишь в уме-
лом использовании, применении этих знаний, случайное попросту отбрасывалось, не признавалось во-
обще научной ценностью. Еще бы, ведь это случайное могло нести иное знание, не соответствующее
догмам и гиперболам марксистско-ленинской теории государства и права, могло подчас оказаться не
столько случайным, сколько закономерным, но и другой системе правового знания, при ином описании,
объяснении и прогнозировании правовых явлений и процессов. Такое случайное и вообще могло ока-
заться способным подорвать «священные» истины.
А с другой стороны, многие реалии правовой жизни советского, социалистического общества,
например законодательные акты об ускоренной, упрощенной процедуре рассмотрения дел так называе-
мых политических оппозиционеров, «троцкистов», «врагов народа» или применение к «кулакам» статьи
уголовного кодекса о спекуляции (ст. 107 УК), легшей в основу репрессий, даже геноцида в отношении
значительной трудолюбивой части российского общества, или фактическая ликвидация в 30-е годы ин-
ститута адвокатуры, защиты, позволившая осуществлять чудовищный произвол в расследовании сфаб-
рикованных дел, их рассмотрении в судах, – это и многое другое, разумеется, не могло бы в науке рас-
сматриваться как нечто закономерное. Напротив, это могло бы свидетельствовать о наличии и торжест-
ве совершения субъективного, случайного, произвольного в праве, о полном разрыве правовой системы
сталинского тоталитарного государства с предыдущими юридическими традициями, с общими тенден-
циями правового развития человечества, о приспособлении Сталиным и его сторонниками права для
гнусной борьбы за власть, для кровавого террора и геноцида. И как таковое подвергнуться сокруши-
тельному анализу и осуждению. Но, увы, это тоже рассматривалось как закономерное, социально по-
лезное, выгодное и угодное рабочему классу, как формы классовой борьбы.
А между тем, если террор, произвол 30-50-х годов являлся все же случайным для социализма, его
правовой системы, значит, социализм еще не был так безнадежен, какие-то его формы (например, соци-
ал-демократические) могли бы существовать, быть общественно-полезными. Но если же все это –