209
нередко, действительно, осуществлялась и это приводило к вредному для спокойствия Рима
озлоблению должников. Поэтому и возник вопрос о необходимости предоставления должнику
каких-то правовых средств, чтобы оградить его от опасности взыскания несуществующего долга.
С этой целью в тех случаях когда кредитор, не передавший должнику валюту займа, тем не
менее предъявлял к нему иск о возврате занятой суммы, должнику стали давать exceptio doli, т.е.
он мог сослаться против иска кредитора на то, что в действиях кредитора, не передавшего
должнику валюты и тем не менее требующего от него платежа занятой суммы, опираясь на
формальный момент подписание должником документа о получении валюты, заключается
самая тяжкая недобросовестность dolus. Гай (4. 119) приводит именно этот пример, когда
поясняет сущность exceptio doli: истец требует денежную сумму; должник ссылается на то, что он
этой суммы не получал: тогда в формулу иска вставлялась оговорка, что присуждение в пользу
истца требуемой им суммы должно последовать только при условии, если в его действиях до суда
и во время суда нет dolus malus: «si in ea re nihil dolo malo A.Agerii factum sit neque fiat»: Позднее
эта эксцепция (в данных обстоятельствах) получила наименование exceptio non numeratae pecuniae.
Должник мог и не дожидаться предъявления кредитором иска, а активным своим поведением
предупредить самую возможность такого иска. Именно, он мог сам предъявить иск о возврате ему
его расписки, выданной в предположении, что вслед за тем будет передана валюта займа.
Поскольку такой передачи не произошло, расписка остается у кредитора без достаточного к тому
основания, т.е. к этим случаям должен быть применен кондикционный иск (condictio),
дававшийся. Для истребования от должника неосновательного обогащения, полученного им за
счет истца (см. п. 561).
Использование этих средств exceptio non numeratae pecuniae и кондикционного иска об
истребовании расписки связано было для должника с трудной задачей доказать отрицательный
факт неполучение валюты. Ибо по общим правилам процесса, предъявляя кондикционный иск
об истребовании документа, должник в качестве истца должен был доказать факт, из которого
вытекает исковое требование; ссылаясь на неполучение валюты в эксцепции против иска
кредитора, должник и в этом случае должен доказать тот же факт.
Трудность доказывания отрицательного факта до крайности умаляла практическое значение
этих мер защиты интересов должника. В этом отношении дело приняло более благоприятный для
должника оборот только позднее (в III в. н. э.), когда onus probandi (бремя доказательства)
переложено было на кредитора: если должник заявлял против иска кредитора exceptio non
numeratae pecuniae, на истца возлагалась обязанность доказать факт платежа валюты. Таким
образом, была допущена возможность опротестования в течение известного срока содержащегося
в расписке признания должника в получении валюты, для чего достаточно было лицу, выдавшему
расписку, заявить, что оно валюты не получало; это и была exceptio или querela non numeratae
pecuniae.
Чем объясняется такая мера, не совсем понятная с точки зрения социального положения
кредиторов и должников? Несомненно, что кредиторы, в основном, принадлежали к
господствующим группировкам рабовладельческого класса, интересы которых непосредственно
защищались государственной властью; почему же в праве получили в данном случае отражение
интересы не кредиторов, представителей господствующего слоя общества, а должников?
Необходимо, прежде всего, иметь в виду что querela non numeratae pecuniae в этом последнем
виде принадлежит не к классическому праву, а к позднейшему императорскому периоду:
одноименные средства защиты, упоминаемые в Дигестах от имени отдельных классических
юристов, имеют совсем другой; характер и не отличаются только что отмеченными
особенностями в распределении
onus probandi, обязанности доказывания. В Кодексе Юстиниана
(С. 4. 30) более старые конституции не могут считаться подлинными; в частности, должна
считаться доказанной неподлинность С. 4. 30. 3, принадлежащая, судя по ее инскрипции
(надписанию), Каракалле (215 г.). Нет и ни одного другого надежного источника по данному
вопросу, относящегося к классической эпохе; приходится признать, что институт querela non
numeratae pecuniae принадлежит к позднейшему императорскому периоду.
Объяснение этого загадочного института так трудно, что у некоторых старых авторов звучит
даже нота отчаяния и полного отказа как-нибудь объяснить этот институт: querela non numeratae
pecuniae называли «непонятным для здравого рассудка mysterium iuris» (K(ster, Defectiones iuris
comm., 1653 стр. 151), «странным недоразумением, явная несправедливость которого бросается в
|