73
цивилизует человека, без остатка покрываются рыночными механизмами и тем самым делаются
избыточными. Когда же либертаристам указывают на «непредусмотрительность» рынка в тех или
иных важных социальных вопросах, они ссылаются на то, что существует «зона ошибок рынка»,
которая непрерывно сужается, обещая нам в перспективе тотальный рыночный принцип, абсолютно
ничего не оставляющий вне своего присмотра с позиций экономической эффективности и
рентабельности и выступающий как универсальная оценочная категория. Этот рыночный тоталитаризм
по своей догматической самоуверенности и готовности преследовать и искоренять все ему инородное
мало чем отличается от былого коммунистического тоталитаризма. За либеральной доктриной
скрывается совсем не либеральный проект «одномерного» общества, о чем уже говорилось выше.
Особо заслуживает внимания то обстоятельство, что либертаристский абсолютизм рынка сегодня
направлен не столько против пережитков доиндустриального. общества и доэкономической культуры,
сколько против ростков постиндустриального будущего и постэкономической культуры. Когда
демонтируют систему науки, культуры и образования под предлогом их рыночной нерентабельности,
наносят непоправимый ущерб не только культурным ценностям как таковым, но и подрывают
долгосрочные перспективы самого экономического роста. Постиндустриальная теория роста
убедительно показала, что наиболее рентабельными в долгосрочном отношении являются инвестиции в
человека в его образование, здоровье, культуру. То, что рынок в ряде случаев оказывается
неспособным ждать отдачи от этих долгосрочных инвестиций, как раз указывает на еще одну «зону»
его погрешностей. Этой зоной оказывается само человеческое будущее, взятое в культурном и
моральном измерениях, в контексте принципа: не человек для рынка, а рынок для человека.
Сегодня экономисты, задумывающиеся о таком тревожном феномене, как загрязнение культурной
среды суррогатами маскульта, ищут перспективы выживания высокой культуры в обществе тотального
рынка. С не оставляющей сомнений строгостью они установили, что рынок в целом ряде случаев
работает как редукционистская (упрощающая) система, расчищающая путь культурно более
примитивному за счет рафинированного. Никто из самых изощренных либертаристов не смог доказать,
что такие феномены культуры, как Большой театр, филармония, национальные библиотеки и другие
институты, поддерживающие тонус высокой культуры, могут существовать в условиях «иного рынка»,
без соответствующей поддержки государства и некоммерческих фондов. То же касается национальных
университетов, фундаментальной науки и вообще всего того, что не поддается критериям
краткосрочной рентабельности.
В свое время австрийский либеральный экономист Ф. Хайер сформулировал убийственный по своей
меткости аргумент против социалистической плановой экономики в пользу свободной рыночной. Он
определил рыночную конкуренцию как «процедуру открытия» таких фактов, которые в принципе не
могут быть открыты иным образом на основе усилий любой централизованной калькулирующей
прогностики. Но этот аргумент может быть возвращен самому либертаризму, когда он, в свою очередь,
приступает к культуре с инструментами бухгалтерской калькуляции. В противовес такой калькуляции
культуру и культурный процесс можно определить как процедуру открытия таких фактов, относящихся
к качеству духовной среды человечества, к долгосрочным перспективам выживания человека и
цивилизации, которые в принципе не могут быть открыты с каких-либо иных, конъюнктурно-
прагматических позиций.
Время рыночных экономических процессов и время культуры качественно различно, так же, как
качественно различны конечные продукты рынка и «продукты» морали и культуры. Это не означает,
что рынок фатально враждебен культуре и морали, это означает «только», что они касаются разных
измерений нашего бытия, разных онтологических* перспектив. Буржуа-предприниматель незаменим
как организатор производства материального богатства, но не следует взваливать на него задачи,
относящиеся к морали и культуре, и уж тем более стремиться устранить последние как помеху
«экономической рациональности». Не один только «экономический» человек создает современную
цивилизацию. Напротив, любая попытка установить его безраздельное господство в обществе, его
монополию грозит варваризацией и архаизацией общественных отношений, уменьшением присутствия
высокого в пользу низкого и низменного.
* Онтология философское учение о бытии (в отличие от гносеологии учения о познании).
Западный политический модерн в свое время выдвинул программу постепенного размежевания
«горячей» ценностной сферы от «холодной» сферы прагматического интереса. Судя по всему, эта
программа сегодня завершается требованием устранения ценностного измерения вообще в пользу
|