 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
48
профессиональную этику она считает ценными не самих по себе, не как предпосылку цивилизованного
существования, а как средство немедленной рыночной отдачи и пользы.
Какое же общество мы получаем в результате последовательного социального применения данной
теории? Общество, в котором лучшие – не только в собственно духовном и моральном смысле, но и
профессионально-интеллектуальном – отступают перед худшими, высшие измерения человеческого
бытия – перед низшими, так что «рыночное общество» постепенно тяготеет к доцивилизованному
состоянию, к дикости. Если даже отодвинуть собственно духовные критерии прогресса, оставив только
материально-практические, то даже и тогда приходится признать, что чикагская теория не
соответствует его критериям, ибо разработанные ею механизмы последовательно выбраковывают все
развитое и высоко-сложное в пользу примитивного и одномерного. Именно лидирующие по обычным
социологическим критериям профессиональные и социальные группы сокращаются и теряют в статусе,
уступая дорогу примитивным хищникам рынка.
Разумеется, во всей неприглядной откровенности эта тенденция проявляется преимущественно в
постсоветском пространстве, но как тенденция она сегодня присутствует всюду. Какое же гражданское
общество формируют «крутые парни» рыночного фронта?
При ответе на этот вопрос мы сталкиваемся еще с одним парадоксом. Обнаруживается, что джунгли
«чисто рыночной» экономики, избавившейся и от государственно-правового присмотра, и от резонов
морали, культуры и традиции, порождают такой тип общества, который представляет своего рода
гражданский милитаризм. Либеральная теория имеет в числе своих аргументов против «большого
государства» и такой, как обвинение его в милитаристских поползновениях. Предполагается, что
рыночная экономика отторгает войну и военные расходы как нерентабельное дело. Оставим пока в
стороне такие свидетельства, как весьма рентабельный мировой рынок оружия; по мнению ряда
экспертов, стратегию продвижения НАТО на восток в значительной мере формирует бизнес,
рассчитывающий на колоссальные заказы, связанные с перевооружением стран, намеренных входить в
НАТО.
Коснемся другой стороны, относящейся к общему климату, к стилю взаимоотношений между
людьми, брошенными в пучину «свободного рынка». Здесь-то мы и обнаруживаем, что ницшеанская
психология «сверхчеловека», заявившего, что у слабых и социально незащищенных нет алиби, –
это
милитаристская психология, связанная с перманентной демонстрацией силы. Особенно ярко это
проявляется в облике «новых русских»: их стриженые затылки и «крутые» манеры – прямое отражение
их внутрикорпоративной этики. Они знают, что, в сущности, государство «умыло руки» – в полном
соответствии с рекомендациями нового учения. Поэтому они не ищут у него ни порядка, ни защиты, ни
других услуг, обычно связываемых с государством как выразителем общественного интереса и
носителем общего, индивидуально не присваиваемого блага.
В свое время Ленин, призвавший к немедленному упразднению буржуазного государства, объявил о
намерении заменить его самодеятельной военной организацией революционного народа. Теперь наши
либералы, столь же непримиримые к «большому государству», способствовали появлению явочным
путем бесчисленных частных служб охраны, безопасности, сыска, не говоря уже о почти повсеместных
внутренних «разборках» различного рода группировок, так или иначе связанных с теневой экономикой.
Но существуют неоспоримые свидетельства того, что сегодня абсолютно любой бизнесмен и
предприниматель чувствует себя помещенным в асоциальные джунгли, где нет управы не только на
прямых рэкетиров, но и на злостных неплательщиков налогов, невозвращателей кредитов и т. и. В этих
условиях произошла неслыханно быстрая милитаризация предпринимательской среды, где каждый
стремится вооружиться до зубов, превратить жилище и офис в военную крепость. Словом, наши
либералы не демилитаризировали общество, развалив государство, армию и военно-промышленный
комплекс. Они лишь превратили милитаристские отношения из строго очерченных границами и
монополизированных государством в диффузные – разлитые но всему обществу*.
* Здесь, опять-таки, необходимо различать крайности российской «реформаторской» практики и нормы теории. Но было
бы опрометчиво все списывать на практику. М. Фридман – лидер Чикагской школы, прямо рекомендует заменить все
государственные службы частными, оплачиваемыми не из бюджета, а адресным образом: конкретным потребителем за
конкретную услугу. В частности, М. Фридман предлагает заменить государственную полицию частной системой охраны,
государственный эмиссионный банк, выпускающий национальную валюту, – системой конкурирующих частных валют и
т.п.
Заслуживает внимания и другой парадокс чикагской теории и теории Г. Бэккера, в частности.