 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
126
воссоздатель былой славы, осуществитель правды... Каждый правнук Давидов призван быть
помазанником Божиим, носителем правды, спасителем народа. Его корона скована не из реального
золота власти и славы, а из чаяний и символов»*.
* Федотов Г. П. Империя и свобода. Нью-Йорк, 1989. С. 205-206.
Как видим, священная справедливость в отличие от уравнительной справедливости служилого
государства, осуществляется не «здесь и теперь», а обращена к исторической перспективе, к смыслу
истории, который раскрывается как миссия избранного народа, спасающего себя и вместе с собою —
все человечество. Эта мессианско-апокалиптическая тема провиденциальной, имеющей свой смысл и
замысел истории пронизывает не только сознание еврейского народа. Ее воспринял как откровение о
собственной судьбе и русский народ — глубоко восточный по своей устремленности не на
индивидуальную достижительность, а на коллективное призвание — избранничество.
Сегодня все усилия либеральных реформаторов направлены на то, чтобы в корне изменить его
менталитет, привить ему достижительно-индивидуалистическую мораль и тем самым перевести из
восточного культурного ареала на Запад. Однако мы еще не знаем, какова будет истинная диалектика
замысла и результата. Пока что все усилия указанных реформаторов отмечены неожиданным и
мощным эффектом бумеранга. Задумали привить достижительную мораль, а на деле отбросили на
самое дно нищеты и отчаяния. Задумали вернуть в европейскую семью, на деле же геополитически
вытолкнули из Европы, перечеркнули дело Петра, закрепившегося на морях, вернули государство к
очертаниям старой Московии. Словом, мы имеем сценарий, больше напоминающий драматическую
ветхозаветную историю крушения, изгнания и рассеяния народа, чем европейскую историю
политического самоутверждения, социально-экономического подъема и цивилизованной
межэтнической интеграции.
2. Реализация принципа
Принцип священной правды-справедливости в коллективных судьбах народа может осуществляться
в двух формах: либо в форме реванша забитых и угнетенных низов, которые обращают священный меч
царя-мессии против внутренних угнетателей и узурпаторов, либо в форме реванша народа,
порабощенного внешними угнетателями, но в конечном счете мобилизующего свою грозную
государственность для сокрушительного отпора врагу. Симптоматично, что эти две формы
переплетаются в судьбах всех восточных народов с тех пор, как они подверглись натиску западной
колонизации.
Рассмотрим их на примере российской судьбы и российской мессианской идеи. В контексте
новейшего опыта нам предстоит заново обратиться к тому ответу, который дали наши отцы-основатели
Москвы как «третьего Рима» на вопрос: почему же «два первые Рима падеши»?
В отличие от американских отцов-основателей они находили ответ в логике духа, а не в материи
политических учреждений: погибли потому, что отпали от духа. США ориентировались на «первый
Рим» как свою предтечу и прообраз, Россия — на «второй Рим» — Византию. Отцы-основатели США
объясняли падение «первого Рима» вырождением демократической республики в тиранию, что
произошло, по их мнению, из-за неразработанности в Древнем Риме принципа разделения власти,
отсутствия политического механизма сдержек и противовесов.
Российские отцы-основатели объясняли гибель родного предшественника — Византии изменой
православию, беспринципными играми с Западом и с западной церковью, выразившимися в
Флорентийской унии. От кого же исходит инициатива нарушения принципа священной справедливости
и в каких формах это проявляется?
Надо сказать, здесь наблюдается таинственный парадокс: тот самый промежуточный средний слой,
на который столько надежд возлагается на Западе, олицетворяет роковые отклонения от принципа
священной справедливости на Востоке. Правда, речь идет не о среднем классе в собственном смысле
слова, а о срединном, промежуточном слое в смысле посредничества между верховным властителем,
воплощающим принцип богопомазанной священной власти, и народом, ожидающим от этой власти
выполнения мессианской политики и поддерживающим ее в этом. От этого слоя исходит опасность
искажения принципа сразу в нескольких формах.
Наряду с тем нарушением консенсуса служилого государства, о котором говорилось в предыдущей
главе, этот промежуточный слой обнаруживает тенденцию к другим, не менее опасным формам
«уклонизма».