 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
199
Андреевича. Очевидно, избранная рада боялась повторения того, что творилось в
малолетство Грозного, и потому в государственных интересах не прочь была устранить
кандидатуру младенца и предпочесть ему взрослого — князя Владимира Андреевича.
Но царь отнесся к этому как к вероломству и непостоянству своих избранных
советников и затаил после того чувство обиды и мести по отношению к ним. Это
чувство стали раздувать родственники царя Захарьины, оскорбленные враждой и
недоверием к ним бояр, проявившимися в 1553 году. С другой стороны, и сама
избранная рада, по-видимому, стала злоупотреблять своим значением и во всяком
случае не проявляла должного такта в отношении к царю. Иван жаловался в послании к
Курбскому: «Подружился он (Сильвестр) с Адашевым, и начали советоваться тайком
от нас, считая нас слабоумными; мало-помалу начали они всех вас, бояр, в свою волю
приводить, снимая с нас власть, частью ровняя вас с нами, а молодых детей боярских
приравнивая к вам; начали причитать вас, князей, к вотчинам, городам и селам,
которые по уложению деда нашего отобраны у вас; они это уложение разрушили, чем
многих к себе привязали. Единомышленника своего князя Димитрия Курлятева ввели к
нам в синклитию и начали злой совет свой утверждать: ни одной волости не оставили,
где бы угодников своих ни посадили; втроем с Курлятевым начали решать и
местнические дела, не докладывали нам ни о каких делах, как будто бы нас и не было.
Наши мнения и разумные они отвергали, а их советы и дурные были хороши. Так было
во внешних делах. Во внутренних же мне не было ни в чем воли: сколько спать, как
одеваться — все было ими определено... Потом вошло в обычай: я не смей слова
сказать ни одному из самых последних его советников; а советники его могли говорить
мне, что им было угодно, обращались со мной не как с владыкой или даже с братом, но
как с низшим; попробую прекословить — и вот мне кричать, что и душа-то моя погиба-
ет, и царство-то разорится. Началась война с Ливонией; Сильвестр с вами, своими
советниками, жестоко на нас за нее восставал; заболею ли я или царица, или дети — все
это по вашим словам, было наказание Божие за наше непослушание к вам». Но в
особенную вину ставит царь своим советникам то, что они хотели воцарить князя
Владимира, а царевича Димитрия погубить, воздвигли ненависть на царицу Анастасию,
уподобляя ее всем нечестивым царицам. Когда началась Ливонская война,
неудовольствие царя на избранную раду достигло наивысшего напряжения и
разрешилось ее разгромом. Адашев был удален от двора и послан воеводой в Ливо-
нию; разосланы были из Москвы и его сотоварищи. Сильвестр добровольно ушел в
монахи в Кирилло-Белозерский монастырь.
Опалы и казни.
Оставшись без советников, которые стесняли и ограничивали его, а затем и без
жены, которая укрощала и умиряла его страсти, Иван обнаружил тот же необузданный
произвол и тиранию, как и во время своей ранней юности. Начались опалы и казни
бояр и разных людей, которых царь подозревал в отравлении своей жены. Казни стали
постигать бояр и по простому капризу царя, за резкие слова и другие неприятные для
царя поступки. В это-то время и сказалось явственно отсутствие должной солидарности
в боярстве, его неспособность к дружному отпору, к борьбе с деспотизмом.
Терроризированные бояре стали думать лишь о том, как бы по добру и здорову
убраться из Москвы за границу. Многие из них и выполнили это намерение, в том
числе и князь Андрей Михайлович Курбский. Но большинство царь поспешил связать
круговой порукой о неотъезде и таким путем укрепить в Москве.
В борьбе с ними царь Иван Васильевич пошел неуклонно по пути своих
предшественников, т. е. не трогал политического значения и общественного
положения всего класса в целом и избегал таким образом вызывать общее дружное
противодействие. Он старался бить своих противников поодиночке, истреблять их и
унижать в отдельности, разрушать их положение не общими распоряжениями, а