 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
25
единственности морали и др. Однако здесь слово «доказательство» можно отнести в большей
степени к психологии, чем к математике.
Многие философы разных времен полагали, что понятие «наука» объединяет часть того, что
входит в более общее понятие «знание». Конечно, существуют различия между научными и
религиозными знаниями, которые известный русский философ Николай Бердяев (1874–1948) в
книге «Философия свободы» охарактеризовал так: «Научное знание – это такое знание, для
достижения которого человек использует материал опыта и законы логики. Каждый новый
элемент знания выводится из предыдущих с той же неизбежностью, с какой поезд проходит
станции в указанной на карте последовательности».
Ученый находится в железных тисках законов природы и логики. Он несвободен. Религиозное
знание принципиально отличается тем, что оно ниоткуда не может быть выведено. Оно
достигается в результате внезапного внутреннего озарения, как наитие свыше. Если бы
существование Бога можно было бы доказать, то религия исчезла бы, поскольку она превратилась
в обычное научное знание».
Несмотря на различия, рациональное начало науки и рациональные объяснения теологии
сближают научные и религиозные знания. Рационализация церковной традиции всегда направлена
на отстаивание истинного содержания христианской веры от намеренных или случайных ее
искажений, а иногда и просто от враждебных нападок. Создатели теологии опирались не только на
Священное Писание, но и на рационально развитые философские учения, такие как неоплатонизм
(направление античной философии III –
VI вв., объединяющее учение Платона с идеями
Аристотеля), аристотелизм и др. При этом отшлифовывалась высокая интеллектуальная культура
древнего мира. Яркий пример – теология Блаженного Августина и Святого Фомы, которая
свидетельствует не только о глубине и силе христианской веры, но и о высочайшей
интеллектуальной культуре ее создателей.
Некоторые развитые рациональные космологические модели венчаются представлением о
божественном начале. Причастность человека к божественному опыту на высшей стадии сознания
предполагает наличие определенной религиозно-этической практики. Внутри христианской
культуры проблема науки как развитого рационального знания об окружающем нас мире и
религии, исходящей прежде всего из опыта отношения человека с Богом, в последнее время
становится острой и ясно сформулированной.
Взаимоотношения между наукой и религией складывались по-разному на Востоке и на Западе
христианской цивилизации. Наиболее драматичны они были на католическом Западе. Это в
значительной степени было обусловлено тем, что Запад оказался колыбелью новоевропейской
науки. Католическое богословие уже в XII в. поддается соблазну строить себя как рациональную
систему знаний, включающую естественнонаучные теории. Однако, поскольку космологические
представления античности, на которые опиралась средневековая наука, нередко противоречили
христианским догмам, церковные власти пытались решительно отмести некоторые положения
античной науки. Тем не менее навязанные силой космологические представления способствовали
разрушению аристотелевской космологии и открывали дорогу науке нового времени –
экспериментальному естествознанию. Стремление приказать науке позволило католическим
ортодоксам сыграть злую шутку, о чем свидетельствует история становления естественно-научной
системы мира Коперника. В то время, когда зарождалось точное естествознание, основанное на
математическом описании, во избежание подобных упомянутых драматических эпизодов
необходимо было в чем-то разграничить понятия науки и религии. Такому разграничению в
некоторой мере способствовало возникновение в конце XVII в. нового, механистического
естествознания. Теологии в качестве собственно предмета оставалась область божественного и
сверхъестественного. Для противостояния оккультным учениям, чуждым христианству нужен был
новый рационализм, дающий строгое экспериментальное проверяемое понимание законов
природы. Такое понимание предложили выдающиеся ученые-естествоиспытатели Коперник,
Кеплер и Галилей.
Союз науки и христианства, который сформировался в XVI–XVII вв., стал спасительным для
судьбы европейской культуры. На науку была возложена задача явно религиозного характера: не
только создать с помощью зависимой от нее техники рай на земле, но и полностью преобразовать
природу. К концу XX в. обнаружилось, что надежды на решение такой задачи не оправдались.
Может быть, поэтому человек нашего времени ищет успокоение в храмах, стараясь сохранить и